пробежала глазами по строчкам. – Вы утверждаете, что вашу мать убили. Так?
– Совершенно верно.
– Откуда такое заключение? – Она кашлянула и поправилась: – Почему вы так решили?
– Это не я так решил. А наш патологоанатом. – Впервые с той минуты, как вошел сюда, он распрямил спину. Посмотрел на нее печальными глазами. – Я даже подумать не мог. Даже не мог представить! А он нашел след от инъекции. Спросил, лечилась ли мама от чего-то. Я сказал, что нет. Случались, конечно, возрастные недомогания, но в общем она была здорова.
Он замолчал, опустил голову. Дыхание сделалось тяжелым и прерывистым.
Борется со слезами, догадалась Маша.
– В тот день, – заговорил он через минуту, – она мне не позвонила. Ни разу до пяти вечера.
– А так не должно было быть?
– Мама хотя бы раз за смену звонила всегда. Ответил я, не ответил – не важно. Она не могла не позвонить. А тут я после операции, после всяких дел в отделении замотался. Беру телефон, а от нее ни звонка. Звоню ей – не отвечает. На домашний – не отвечает. Позвонил соседке, попросил зайти. Она сходила. Говорит, слышно, как звонит мобильный в прихожей. Вроде видела, как мать уходила, но еще до обеда. – Новиков снова замолчал, собираясь с мыслями. – Я сорвался и, не заезжая домой, помчался по всем местам, где она бывает. Магазины, рынок. Дошел до газетного киоска у нас во дворе, оттуда виден наш подъезд. Так вот, продавец сказал, что мама с покупками давно зашла в дом. Они еще перед этим поболтали, как обычно. Я домой. А она… – Снова пауза. – Сидит в кресле у балкона. Потом…
– Послушайте, Игорь Валентинович, – мягко перебила Маша, – предлагаю перейти к заключению вашего эксперта.
– Хорошо.
– Кто настоял на вскрытии?
Она точно знала, что, если пожилой человек умирает дома, не на улице, вскрытие необязательно.
– Я настоял. А как? Утром она была полна сил, и вдруг ее нет! – возмутился Новиков.
Он отказывался понимать, что старики могут вот так взять и оставить нас в любой момент. Просто потому, что их старое сердце больше не выдерживает. Без всяких причин. Просто от усталости, от пережитых сотен стрессов. Да, это принять сложно. Ей ли не знать.
– Хорошо. – Она кивнула. – И патологоанатом нашел след от инъекции?
– Именно. Спросил у меня. Я сказал, что ничего такого не было. Никаких уколов матери без меня никто не делал. Даже витамины ей не кололи, а уж такое…
– Что же?
– Инсулин, лошадиная доза. Она умирала два часа. Сначала впала в кому, потом умерла. А я все это время спасал чужих людей. Понимаете, что самое ужасное?
– Что?
Ей неловко было смотреть на него. Он уже не мог сдерживаться. По щекам текли слезы.
– Что я мог ее спасти, мог. Если бы не опоздал. – Новиков закрыл лицо руками, поставил локти на стол. – Это же я виноват. Я!
Маша выбралась из-за стола. Воды в графине на подоконнике оставалось на четверть. Да, теплая, наверняка противная.
