воспользоваться этим интимным собранием, где его знаменитый друг будет, конечно, доступнее, чем в другом месте, чтобы добиться красной розетки, которую он жаждал все более и более страстно, безрассудно, почти болезненно.
После обеда, как только все перешли в салон, он ловкими и смелыми приемами завлек министра в один из уголков… После нескольких банальных фраз и восхищения он сделал сначала несколько туманных намеков, затем заговорил о своем желании уже яснее. Бержан, всегда склонный к шутке, притворился, что не понимает его. Буфремон стал настойчивее и, придя в отчаяние при виде, что у него уплывает этот знак отличия, без которого жизнь для него не имела никакой прелести, решил действовать прямо. У него на лбу выступил пот; он так дрожал от волнения, что не мог говорить, не мог связно сказать несколько фраз и мешал товарищеское «ты» с торжественными формулами официальной вежливости; он говорил об увенчании его карьеры, о жене, об услугах, которые он мог бы оказать, если бы увидел поощрение, о правах дружбы, идущей с тех счастливых дней, когда они сидели бок о бок на школьной скамье… Да! Эта детская дружба одна только настоящая и вечная!.. И он с гордостью напомнил, как Меркер хватил его кулаком в глаз, когда они были в шестом классе. Он долго говорил по поводу красной розетки, затем снова вспомнил жену, детей, которые так бы гордились…
Раздраженный Бержан вдруг вспомнил обычную фразу Меркера и сухим, как у того, голосом сказал:
– Мы поговорим об этом. – И повернул ему спину.
Несчастный Буфремон, отлично знавший смысл этих слов, был совсем убит; он ведь уже думал, что добился своего…
А Бержан, в ту же минуту как несчастный отошел от него, увидел возле себя Жильберту. Она удивленно смотрела на него.
– О! Какой жестокий тон! – сказала она. – Я едва узнала ваш голос. Это голос министра? Ведь так?
Он немного покраснел и, смущенный – как всегда в присутствии этой женщины, нашел сказать ей только:
– Я не знал, что вы слышите меня… – И после минутного молчания прибавил, стараясь улыбнуться: – Здесь нет министра. Перед вами просто человек, который… – Он не окончил фразы.
– Да, – сказала Жильберта, – спросите-ка несчастного Буфремона, он так умолял вас… спросите его: есть ли здесь всемогущий министр?..
Бержан пожал плечами:
– Он настаивает на получении того, что по справедливости нельзя дать ему.
– Боже мой! – сказала она. – Я, кажется, знаю, чего он просит, и, право, это было бы благодеянием! Он, конечно, заболеет, если не получит… Я очень дружна с его женой и горячо люблю ее… И знаете: когда несправедливость никого не обижает, а, напротив, может доставить только радость… то она, по-моему, извинительна.
– Ну, так это будет исполнено! – сказал он, совершенно забывая, что распоряжается властью, не принадлежащей ему. – Будет исполнено, потому что вы желаете этого… Я очень счастлив.
Он
