(его!) человека. Этот момент искали, его приветствовали. Облегчение, ах, благословенное облегчение. «Спасибо, – такой была последняя мысль погибшего, – да, да, пусть это прекратится, дай мне отдохнуть, позволь мне уснуть!» Он действительно услышал эти слова, произнесенные с мягким ирландским акцентом, они словно застыли во времени, сухо шелестя от останков.
Он открыл глаза и посмотрел на Драстена, чей глубокий серебряный взгляд был неотрывно направлен в точку чуть выше его бровей.
– Это не Дэйгис, – сказал Кристиан. – Это ирландец, отец двоих детей, погибших в ночь падения стен. Его жена умерла от голода вскоре после того, как они спрятались от вышедших на улицы Темных. Он пытался жить дальше, без них, но однажды понял, что больше не хочет длить существование. Свою смерть он принял по собственному выбору.
Никто не спросил, откуда он это знает. Никто больше никогда ни о чем его не спрашивал.
Хло пошатнулась и безвольно осела на землю, забытый факел рухнул в мокрую траву.
– Н-н-н-е Д-дэйгис? – прошептала она. – Что ты хочешь сказать? Что он может быть жив? – Ее голос окреп. – Скажи мне, он все еще жив?
Она уже кричала, ее глаза засверкали.
Кристиан снова закрыл глаза, пытаясь чувствовать, тянуться, искать. Но жизнь больше не поддавалась его умениям.
– Я не знаю.
– Но ты можешь почувствовать его смерть? – резко сказала Колин, и он открыл глаза, чтобы встретиться с ней взглядом. К его изумлению, она не отвернулась.
Так значит, она знала. Или подозревала. Она оставалась с ши-видящими, чтобы исследовать древние манускрипты. Она наверняка наткнулась на старые легенды. Но как она узнала, кем именно он стал?
Он снова соскользнул вглубь, пустым взглядом уставившись в пространство. Там было мирно. Тихо. Никаких суждений. Никакой лжи. Смерть была прекрасно искренней. И он наслаждался чистотой сути.
Где-то вдалеке Колин безуспешно попыталась замаскировать вскрик кашлем. Он знал, что она больше не смотрит ему в глаза.
Поднялся тот же странный ветер Фей и разметал границы его черепа, убрал барьеры времени и пространства. Он почувствовал, что парит, словно вылетев за порог иного состояния бытия: став бесшумным, черным, глубоким, бархатным, бесконечным. «Дэйгис, – беззвучно прошелестел он. – Дэйгис, Дэйгис». Люди обладали определенным, индивидуальным ощущением сути, оттиска, облика. Их жизни творили рябь на поверхности озера мироздания.
Ряби Дэйгиса на ней не было.
– Прости, тетя Хло, – тихо сказал он. Сожалея, что не мог ответить «да». Сожалея, что именно он втянул их в свои проблемы. Сожалея, что свихнулся на некоторое время, и еще о бесконечном количестве причин. Но извинения были бесполезны. Они ничего не меняли. Всего лишь убеждали жертву даровать прощение за то, чего с ней изначально не должно было случиться. – Он мертв.
Хло, все так же сидевшая на земле у погребального костра, обхватила руками колени и начала тоненько выть, раскачиваясь
