чего худого из этого веча. А первый твой противник – мой брат Лютомер. Уходить тебе надо так, чтобы он не знал. А ведь случится что, отцу твоему скажут – не приезжал к нам княжич Доброслав, от смолян не возвращался, у смолян его и ищите. А в лесах между Угрой и смолянами только лешего сыщешь!
Эти рассуждения легко нашли путь к сердцу Доброслава, потому что он и сам все время ждал чего-то подобного. Он не стал возмущаться, дескать, как это можно обидеть гостя и как земля-матушка носит таких негодяев. Он видел еще и не то. Волновало его другое: не подослан ли этот чернобровый самим Вершиной? Не хотят ли его, Доброслава, просто выдворить побыстрее из Ратиславля и без помех прикончить где-нибудь в лесу? С дружиной в двадцать человек не много навоюешь против целого племени на его собственной земле.
– Я друг тебе, Доброслав Святомерович, – добавил Хвалислав, стараясь говорить твердо. – Хочу, чтобы между нашими родами дружба и мир были, а не вражда кровная. Я и не так еще тебе помогу. Я буду у отца войска просить. Сам приду к вам на помощь, если не со всем племенем угрян, так хоть с частью. Тут есть люди, которые вашу сторону держат, хоть и не так много их. Ты, главное, отцу скажи: я, его сын старший, вам друг.
– Старший у вас Лютомер, – возразил Доброслав.
– Он вообще вне рода! – с горячей яростью возразил Хвалислав. – Он – бойник. Волк! И он – оборотень! Я следом за ним старший, если не он князем угрянским будет, то я! И если будут у меня друзья и родня сильная, то оборотня я одолею. И тогда уж сам друзей моих не забуду. Я вам помогу, а вы мне.
– Я тебя понял. – Доброслав действительно понял, из каких соображений сын хвалиски явился нему ночью с этим разговором. – Как соберешь людей, приходи. Примем хорошо. Ты мне помог, я этого не забуду. Теперь скажи: твой отец нас охраняет? Выставил дозор за нами следить?
– Зачем? Не война ведь.
– Уходить надо, – сказал из темноты десятник Перемог, который, оказывается, находился достаточно близко, чтобы все слышать. – Прикончат нас здесь, княжич. Я тебе еще днем говорил. Они ведь тоже понимают…
– Собирайтесь! – решил Доброслав. – Ну, князь угрянский, я тебе это припомню!
Без суеты и шума десятники подняли людей. Шатры были сняты и свернуты. Вещи уложены в заплечные короба, оружие собрано.
– Иди вперед, – шепнул Доброслав, и Хвалис первым двинулся по тропе к отмели, где лежали ладьи.
Уже стояла ночь, Ратиславль спал, только звезды перемигивались высоко в ясном небе. Хвалис осторожно шел впереди. У Сологи залаяла собака, но под берегом темнела густая тень, никто не мог их здесь увидеть. Подумаешь, собака! Если кто из Ратиславичей и услышит лай, то подумает, что какие-то парочки в предвкушении Купалы никак не могут расстаться.
Однако с Хвалиса сошло семь холодных потов, пока оковцы сталкивали свои ладьи, грузили вещи и рассаживались. То, что он сделал, едва ли можно было назвать преступлением – он просто слегка поторопил события, вот и все. Но впервые в жизни он совершил некий важный поступок сам,
