многоцветием зеленка в горы, воевать во имя Аллаха за свободу своей земли от русаков-оккупантов, бились с неверными собаками насмерть, караулили их в засадах, нападали на колонны, и малочисленные блокпосты, минировали дороги. А к осени по первым заморозкам, когда в горах, да лесах особо уже не побегаешь и всякая война сама собой замирает, забиваясь в теплые схроны, натопленные землянки и пещеры в самой недоступной горной крепи, назад в родное селение возвращались, обмороженные израненные и покалеченные, со стариковскими усталыми глазами, грязные, оборванные и завшивленные бойцы. Не все, что уходили, далеко не все… Хорошо, если возвращался один на пятерых ушедших. Вернувшиеся отогревались в тепле, отмывались, отпаривались в банях, выводили вшей. Вечерами рассказывали героические истории о лихих налетах, об убитых врагах и погибших друзьях, о взятой добыче, да пленных русаках, которых превращали в рабов, а то на месте резали горло, если видели, что у гяура спина слишком прямая, под ярмо гнуться не желает. Рассказы эти воспламеняли подросшую молодежь, зажигали в черных глазах горцев завистливый огонек, мечталось мальчишкам о славе, о богатой добыче, о почете и уважении в родном селе. И на следующую весну в горы уходили уже они, для того, чтобы осенью опять назад вернулся лишь один из пяти…
Однако были и другие бойцы за свободу, те, кто не собирал односельчан, чтобы похвалиться своими подвигами, те, кто не принес с собой по осени ни денег, ни славы. Эти были молчаливы, пили много водки, а на разговорчивых глядели с затаенной ненавистью, и лишь в пьяном бреду их, наконец, прорывало, будто лопались, истекая желтым вонючим гноем, давно набухшие чирьи. И тогда речи текли уже совсем другие: про загноившиеся из-за отсутствия медикаментов раны, про холод и голод, про постоянный страх, про атакующие на бреющем вертолеты, про затравленный животный бег не разбирая дороги при отрыве от преследования, про арабов-наемников, не считающих простых чеченцев за людей, про их звериную жестокость, про такой же жестокий и еще более страшный русский спецназ, исповедующий закон кровной мести и берущий за одну свою жизнь десять вражеских… Отличались эти пьяные разговоры от рассказов удачников, как небо от земли, и вот они-то уж как ничто другое остужали горячие головы. Вот только редкими они были и велись лишь в кругу близких людей… Хамзату повезло, он подобные истории вовремя услышал.
Брат его школьного друга Апти Талалаева Ахмед пропадал где-то все лето и половину осени. Апти несказанно важничая, заявлял, что Ахмед, как всякий настоящий мужчина, пошел на войну с гяурами и дерется вместе с самим имамом Шамилем. Что домой он обязательно вернется с целой кучей заработанных долларов и русскими рабами, которые будут вести все небогатое хозяйство Талалаевых, навсегда избавив самого Апти от унизительной для мужчины домашней работы. Дни шли за днями, и вот уже после заморозков в селе появился Ахмед. Никаких рабов он с собой, конечно, не привел, да и великим богатством тоже не хвастал. Бегавшие исподтишка
