в ту невыносимую годину
Любовью материнскою укрыла,
В платке скрывая слёзы и седины.
Любви безмерной судьбоносный фон
Пророс ростками вверх, сквозь поколения!
Любовь к семье до гробовых времён,
Вот прадеда с прабабушкой решение.
Мне бабушка однажды рассказала
Что детства у неё совсем и не было…
Но, хоть погиб отец, а всё же, рядом с Мамою,
Четыре карапуза бегало.
Слепой котёнок.
Я уже не помню точно,
Память вдруг забарахлила…
Но, похоже, той весной мне
Лет 12, где-то, было…
Вспоминаю с теплотою,
Как мой пёс любимый, Бимка,
В родах кошке помогая,
Ушки ей лизал и спинку.
И четыре косолапых,
Нежных и слепых котёнка,
Появились в этот вечер
На подстеленной картонке!
В моей комнате, в коробке,
Я их, с кошкой, поселил.
И всё время, после школы,
У коробки проводил.
Сядут вечерком со мною
Братик младший и сестрёнка,
И сидим, распределяем,
По хозяевам котёнков.
Писк стоял невыразимый,
Когда кошка уходила.
Мы туда обратно кошку,
Чтоб она их покормила!
И мурлыкала коробка,
Когда сытые котята,
На подстилке, пузом кверху,
Засыпали, «поросята».
Мне достался самый первый,
Самый голосистый кот.
На кормёжку, он, толкаясь,
Постоянно лез вперёд!
Маленький, слепой, но наглый,
Серый дымчатый котёнок.
Только сверху. Только первым!
Абсолютный нахалёнок!
Но ведь, ласковый, зараза,
Невозможно передать!
Это ж надо так на ухо
Оглушительно мурчать!
Что ж ты делаешь, проказник?
Ты зачем залез на брата?!
Вот накой тебе сестрёнку
Надо укусить за лапу?
Из коробки вылезая,
Заберется мне в ладошку,
И, мурлыча, засыпает,
Под присмотром мамы-кошки.
В общем, как-то мы сдружились,
С первых дней его рожденья.
Я ведь тоже первый, старший,
С трояком по поведенью…
Я ведь тоже, не подарком,
Для планеты уродился.
Так, болявый для слепого,
Почему-то, пригодился.
Незаметно пролетело
Дня так три, или четыре,
А слепые карапузы
