что не помешал бы ещё и пакет, но мелочь уже закончилась, так что мне оставалось только поплестись обратно к дому, чувствуя себя кретином.
– Нет, ну в кого я такой уродился? – горестно лепетал я. – Отец у меня умный, у матери два высших образования, а я пиво не умею покупать…
Вдруг мне показалось, что над травой вдоль дорожки скользит небольшой прозрачный предмет, похожий на тонкую стеклянную коробочку. Я успел заметить его боковым зрением, и не был уверен до конца в том, что мне не померещилось, но повернул голову в ту сторону, благодаря чему споткнулся и полетел лицом на асфальт, хороня под собой бутылки.
Когда звон, хруст и бульканье уже затихли в моих ушах, я приподнялся с тротуара и осмотрел себя. Рубашка пропиталась вонючим пивом, пуговица на джинсах оторвалась, из носа капала кровь. Единственная чудом уцелевшая бутылка подкатилась к моим ногам, и я, подобрав её, направился к дому в окончательно испорченном настроении.
А навстречу мне, вывернув из-за угла, двигалась небольшая, но шумная процессия. Грязная драная одежда, обрюзгшие небритые лица, недобрые взгляды, плакаты, написанные от руки фломастерами на листах бумаги и картона: «Нет дешёвой стеклотаре!», «Бомжи – санитары помоек!», «Грабёж!» и даже «Даёшь два рубля!» производили ужасающее впечатление. Некоторые демонстранты орали примерно те же лозунги, что на плакатах, громко бряцали баулами пустых бутылок, и это усиливало эффект. Я поспешно сошёл с дорожки, встал у дерева, чтобы не бросаться в глаза, и оторопело наблюдал за происходящим, закапывая кровью траву.
– Это что же получается? – кричал, блестя лысиной, один из бомжей. – Водка дорожает, а бутылки дешевеют? Больше рубля уже и в тошниловке не дают!
– Разврат устрою, сволочи! – вопила, поддерживая своего коллегу, пьяная тётка с двумя огромными фингалами на лице.
Со стороны Аминьевского шоссе к ним приближался полицейский «Форд». Голос из динамиков проверещал на всю улицу:
– Граждане бомжи, приказываю разойтись! Ваше шествие не санкционировано администрацией!
– А обираловка ваша санкционирована?! – сипло выкрикнул лысый демонстрант. В машину полетели пустые бутылки. Разбились обе фары, побежала трещина по лобовому стеклу. «Форд» притормозил, помешкал немного и стал неуклюже разворачиваться, подставляя для атаки теперь уже заднюю часть.
Я вдруг осознал, что и сам, пожалуй, здорово похож в своём теперешнем виде на бомжа и могу попасть под горячую руку. Поэтому, тенью проскользив меж деревьев, я поспешил к двери в свой подъезд. Начал тыкать в кнопки домофона, путаясь и не понимая, что происходит.
– Ключи забыл, сосед? – послышалось сзади.
Я обернулся. За мной стоял накачанный бритый наголо мужчина в спортивном костюме и кроссовках. Звали его Шура, он жил напротив меня, и я здоровался с ним, встречаясь на лестнице. Кажется, раньше он служил офицером, а сейчас работал в охране. В руке Шура держал оранжевый кирпич.
– Да
