Ему снился сон о том, что, придя на очередной банкет, он не обнаружил на столе еды. Ни мясной нарезки, ни овощного пиршества, ни заморских деликатесов не было. На пустом столе валялась лишь открытая бутылка красного вина. Кровавая лоза растекалась по скатерти и мелкими каплями падала на пол. От звука капель Василий Николаевич вздрагивал. Страх пропитал его тело, сдавил горло, сковал душу. Тщетно пытаясь проснуться, он все глубже погружался в ночные иллюзии.
Оковы сна разрушил зазвеневший будильник. Стрелка часов показывала шесть утра. Открыв глаза, Василий Николаевич не сразу понял, где он находится. Проведя рукой по лицу, он заметил, что кожа покрыта испариной.
– Белый свет! Сколько же я проспал? Что за кошмарный сон!
Послевкусие сна яркой вспышкой отпечаталось в памяти. Умывшись и оправив форму, он прикурил сигарету и вышел на улицу. Надеясь, что утро с первыми лучами солнца развеет его кошмары. На горизонте только начинало светать. Огни большого города еще освещали дорогу ранним путникам. Василий Николаевич неспешно обогнул офисное здание. Приподняв голову и наблюдая, как клубы дыма растворяются в темноте, он стал рассматривать бесчисленные окошки бизнес-высотки. В одном из них горел свет.
– А это еще что такое? – Василий Николаевич потушил сигарету и быстрым шагом направился к зданию.
Глава 4
«Лучше изувеченное тело, чем изувеченная душа»
Александр Петрович Виноградов уже пять минут неподвижно стоял перед зеркалом, пристально рассматривая свое лицо, точнее, одну его составляющую. Смена имиджа была наглядно продемонстрирована на лице полковника. Края всегда идеально подстриженных усов теперь спускались вниз по пухлым щекам. Александр Петрович терзался сомнениями: оставить или укоротить. Главное достояние его лица в последнее время подверглось критике со стороны любимых домочадцев. Алла Владимировна молча улыбалась, бросая озорные искорки в сторону мужа. Настя перешла в открытое противостояние:
– Папа, ты похож на кубанского казака! Хотя нет, лучше на барона Мюнхаузена.
Беляк, когда увидел его, пятнадцать минут заливался смехом:
– Старая умора! Ну ты даешь, дружище! Дай я тебя сфотографирую.
Сергей Васильевич достал телефон и включил камеру:
– Ты просто неотразим! И еще раз, улыбочка!
Наивный и слегка поглощенный мнимым тщеславием, Александр Петрович выпрямил спину и, не отрывая взгляда, посмотрел в камеру.
Сегодня он уже понимал, что старый приятель не оценил его новый облик, а просто решил поиздеваться.
– За живое ведь зацепил, – приглаживая перед зеркалом усы расческой, сказал он. – Ну ничего, я подожду, пока твои оставшиеся три волосины, как осенняя листва, опадут на землю, – полковник запустил свою крепкую ладонь в густую шевелюру.
Решив, что еще денек-другой подумает над тревожащим его вопросом, полковник положил
