ты не ошиблась. Она – хорошая девушка… не хуже, чем все остальные.
– То есть, ничем особенным она тебе не запомнилась?
– Нет, – ответил парень и, нахмурившись, добавил: – Разве что татуировки у неё интересные, особенно та, на бедре. Русалка? Утопленница? Больше мне запоминать в ней нечего.
– Знаешь, Микки, это – худшее оскорбление, сказать, что человек не лучше других.
– Но ведь я сказал, что она и не хуже? – вопросительно вскинул бровь брюнет и взглянул на собеседницу, после чего вновь вернулся взглядом к лезвию ножа. – Каждый является в чём-то особенным, но не более особенным, чем другие.
– Интересно, есть такой человек на свете, который сможет отпечататься в твоей памяти не только именем и общими приметами внешности? Есть ли такая личность, которую ты запомнишь навсегда?
Микки вновь нахмурился, кладя указательный палец на острие ножа, надавливая, но не так сильно, чтобы сталь пронзила кожу и ворвалась в насыщенную кровью плоть.
– Клер, – наконец-то произнёс брюнет, – сколько ты выпила?
– Бокала три. Может быть, четыре. А что?
– А то, что ты явно перепила, раз говоришь про любовь…
– Я имела в виду не совсем любовь. Вернее, не только её.
Женщина села по-другому, разворачиваясь к Микки лицом и складывая ноги по-турецки.
– Ты же знаешь, – продолжала Клер, – что я сама являюсь совсем не романтиком…
– И это мне в тебе нравится, – кивнул брюнет, перебивая подругу.
– Позволь мне продолжить. Микки, я имела в виду то, что тебя совершенно никто не интересует, не трогает…
– Ты хочешь сказать, что я – эгоист, и зациклен исключительно на себе? – вновь перебил подругу Микки, вскидывая бровь и смотря на неё.
– Я знаю тебя достаточно давно и потому понимаю, что это не совсем так. Но, если тебя знать плохо, то складывается ощущение, что тебе вовсе никто не нужен.
– А кто мне должен быть нужен? – спросил Микки, вновь бросая взгляд на Клер.
Ответа на свой вопрос парень дожидаться не стал и, вернув взгляд к лезвию ножа, добавил:
– Клер, в моей жизни как-то особо не было людей, которых бы хотелось никогда не отпускать.
Женщина опустила взгляд, понимая, что друг завёл тяжёлую тему. Но, казалось, что она была таковой больше для неё, чем для самого Микки.
– Обычно, – продолжал брюнет, – любить учатся на родителях. Но у меня с этим как-то не срослось. Сама должна понимать, что трудно любить тех, кого не знаешь.
Он слегка скривил губы, будто откусил чего-то горького. Но было удивительно то, что внутри он не чувствовал горечи и боли от своих слов, он не испытывал вообще ничего, говоря о тех самых главных людях, которых не случилось в его жизни.
– А она тебе не снится, твоя мама? – спросила Клер, поднимая глаза и смотря на друга, на его профиль.
