отправились каждый своей дорогой в различных направлениях; некоторое время они оставались в виду друг друга, но вскоре оба скрылись в густом тумане Туманных гор.
Когда гамбусино, на котором дырявый плащ развевался, подобно лохмотьям на огородном пугале, наконец окончательно исчез из глаз Барахи, последний приостановился и стал осматривать местность, но не с целью отыскать кратчайший путь, ведущий к разветвлению реки, отнюдь нет!
Полагаем, читателя не удивит, что он столько же помышлял о возвращении в лагерь, сколько о том, чтобы добровольно предать себя в руки охотников, от которых они бежали. Нет, Бараха был не столь прост! Он просто отыскивал теперь такое местечко, где бы ему можно было с удобством и в полной безопасности предаться прелестям продолжительного безделья, предоставив Ороче томиться в скучном ожидании его прибытия на условное место. Жадный гамбусино не хотел слишком удаляться от этих мест. Только он не принял в расчет трех охотников и нежных чувств своего друга.
Неподалеку от того места, где остановился, в углублении небольшой скалы он заметил весьма заманчивый грот, устланный на дне сухими травами и выглядевший очень уютно. Сойдя с коня, Бараха разнуздал его и пустил пощипать траву, а сам, достав из кожаной альфорхи[1], привешенной к его седлу, горсть маиса и смочив его водой из своей фляжки, приготовил себе тот скромный завтрак, в котором чувствовал теперь некоторую потребность.
Но, расположившись на мягкой подстилке и завернувшись в свой плащ, он тщетно мечтал забыться сном на несколько часов: сквозь сомкнутые веки его глаз золото долины прельщало его своим обольстительным блеском и не давало ему заснуть. Вдруг в его мозгу молнией сверкнула пугающая мысль, заставившая его вздрогнуть: а что, если Ороче где-нибудь подстерегает его и только ждет удобной минуты, когда он забудется сном, чтобы неожиданно напасть и отделаться от него?!
Вскочив с ложа, бандит внимательно осмотрелся кругом, но всюду было тихо и безмолвно, только ветер пустыни тянул свою заунывную песню в ущельях темных скал.
– А! – воскликнул Бараха, снова укладываясь на прежнее место. – Ороче подождет меня минут пять, затем… затем отправится…
На этом Бараха внезапно прервал свои размышления: до его слуха явственно донеслось конское ржание.
«Ого! – подумал он. – Уж не остался ли в горах Ороче, чтобы избавиться от надобности ждать меня там до второго пришествия Христова?!» И, проворно взнуздав коня, Бараха вскочил в седло, держа наготове заряженный карабин.
Не успел он проехать нескольких сотен футов, как его взору представилось зрелище настолько же неожиданное, насколько и внушающее опасения.
Он выехал на довольно широкий естественный мост, перекинутый природой через один из рукавов реки, который пробил себе путь сквозь главную цепь Туманных гор.
Проток этот, не особенно широкий и не отличавшийся большой глубиной, исчезал на мгновение под скалистым сводом моста и затем, пройдя значительное пространство под землей, впадал
Альфорха (
