ворон на Иване Великом. Поразил меня внутренний вид соборов и понравился круглый образ на паперти Чудова Монастыря: слева смотришь – Бог Отец, справа смотришь – Бог Сын, а прямо – Дух Святой. Удивился величине Царь-колокола и Царь-пушки, но, узнав, что из последней стрелять нельзя, то разочаровался. Увидав пушки-трофеи 1812 года, замечтался: вот бы хорошо одну маленькую пушечку в Ярославль для нашего войска. Были и молились у Иверской и Пантелеймона на Никольской. Таким образом, то с отцом, то с матерью я ознакомился с Москвой.
Э. А. Гребнер представлял из себя тип штабного аккуратного офицера-немца на русской службе. Жена его, Эмилия Карловна, была маленькая надутая немка, и притом очень злая. Дети их: Эмилия – 15 лет, Катерина – 13 лет, Константин – 12 лет, Георгий (Жорж) – 10 лет и Варвара – 8 лет. Катерина, здоровая, краснощекая девица, все свободное время подметала метлой весь двор и садик, а остальные дети были бледные и чахлые. Ко мне все относились ласково и внимательно, особенно я дружил с Костей. Дом был обставлен богато и оригинально: в зале стояла белого мрамора статуя сидящей девушки с букетиком цветов в руках, в кабинете на стене были развешаны рыцарское вооружение и доспехи, была большая коллекция яиц. Жили в довольстве, но не открыто – Гребнер всех и вся ругал.
Время шло, а я не учился. Отец обошел много училищ – все было переполнено, в других требовалась крупная плата за ученье, и я вместо ученья ездил на рысаках за гребенятами на Поварскую.
Пришло Рождество, но скучное: ни елки, ни удовольствий… вспомнился Ярославль и прогимназия. Только и было интересного – это водоосвящение 6 января, особенно мне понравилась стрельба пушек с Тайницкой башни.
Брат Александр был переведен из Харькова в Москву в штаб округа. Братишка Николка рос и был здоровый мальчишка.
Гребнер моего отца совсем оседлал: днем посылал по складам и конторам, а по ночам должен вести конторские книги, не стало и праздников – как праздник, так поручение, и отец вспомнил Ярославскую прогимназию… Настал май, и Гребнер с семьей уехал в свое имение – сельцо Костино Ковровского уезда Владимирской губернии. Я часто ездил за братом Александром в Ходынский лагерь, в штаб округа, в Малую Всесвятскую рощу. Ездил на рысаке Карабинере с кучером Перфильем, и раз, едучи уже с братом из лагеря домой по Ходынскому полю, попали под холостой орудийный выстрел, и наш Карабинер понес вовсю, только благодаря кучеру он нас не разбил. Перфилей направил на пески, что около Ваганьковского кладбища, чем и укротил коня. В одно прекрасное утро вдруг со двора пропадает четырехлетний братишка Коля, сбились с ног искавши, искали и на Плющихе, и по всем переулкам, дали знать полиции, мать и отец в отчаянии, время близилось к вечеру, мать в слезах… Вдруг видим – наш дворник ведет нашего Николу, нашел его на Зубовском бульваре, спокойно играющим в песке. Через 32 года он был приставом 2-го участка Арбатской части[12]… Перст провидения
В административном плане с 1881 года Москва делилась на полицейские участки во главе с полицейскими приставами. К 1917 году – 48 участков (из них 7 – в пригородах).
