хворостПохрустывает на ветру…
А во дворах, а во дворах,
В кустах кирпичных и бетонных
Живут коричневые крысы
И камень гложут по ночам.
Грохочущий ветер
Он на полночном рандеву
Срывает с дерева листву
И над трамваем леноватым
Вдруг провода закоротит,
И по глазам кариатид
Сверкнет огнем зеленоватым.
Он беспощадно материт
Весь ленинградский материк
За полумертвую истому
И воет, воет всем назло.
Ему пока не повезло
Поэта выкинуть из дому.
Закипает молнии аркан,
В соборный прогудит орган
И, изрыгнув победный зык,
С Исакия рванет на площадь
И там, над площадью, полощет
Багровый дьявола язык.
Письмо в Париж
Выпить бы, что ли, с тобою вдвоем,
Поговорить обо всем?…
Видишь ли, время тоски – водоем,
И не сдается внаем.
Не перемелешь разлучной реки,
Хоть Сену Невой нареки.
Я ли твоей не любила руки? —
Тут не заслужишь и не умолишь.
Письма останутся лишь…
Как поживаешь, бездомная мышь?
Как поживает Париж?
Августейшая пора
Кто-то гонится за мной —
Слышу шорох за спиной,
Оглянулась – листья,
Листья желтые летят.
Возвращатесь-ка назад,
И откуда вы взялися?
Еще август у двора,
Августейшая пора.
Еще будет виноград,
День рожденья, гость из Минска,
И напишет в Ленинград
Из Парижа наш Кузьминский:
Все пойдет у нас на лад.
………………………………………………….
Листья желтые летят.
Деревья строятся в каре
Экспромт, написанный 14 декабря 1975 года между двумя допросами
Декабрьский снег,
И белою страницей
История проходит отстраненно,
Как странница.
И надо сторониться,
Чтоб не задеть…
Давайте поглядим,
Куда плывет отечественный дым,
Куда уходят люди в декабре
И как деревья строятся в каре!
Сонет Александру
Уж третий год, как мы уже не мы,
А дни рожденья – траурные вехи.
Но до сих пор, чуть я смежаю веки —
И тень твоя кивает мне из тьмы.
Весло Харона плещет у кормы —
Да, третий год, как умерли навеки.
Вино прокисло. Бесполезны греки,
И не разрушить собственной тюрьмы.
Я угадаю свой последний час,
Наворожу себе былые муки
И жадно стану их перебирать.
Какое злое ремесло у нас!
Быть вещими от счастья до разлуки
И много раз до
