цветах и обо всем, что только приходило в голову. Мне хотелось, чтобы сын уже сейчас знал мой голос, и через несколько дней он действительно начал пинаться, стоило мне произнести несколько слов. Я ощущал эти слабые толчки губами. Прежде чем пожелать мальчугану спокойной ночи, я обычно пел ему «Джонни – Апельсиновое семечко», «Папа любит своего сыночка», «Маленький паучок» или «Иисус любит меня».
Иногда, когда ребенок начинал брыкаться посреди ночи, Мэгги клала мою ладонь к себе на живот. Она ничего не говорила, но я сразу просыпался, стоило мне почувствовать тепло ее тела и маленькую пяточку, которая упиралась в стенку ее живота изнутри.
Несколько ранее, на очередной «гаражной распродаже» я обнаружил древнего деревянного коня-качалку. Игрушка требовала серьезного ремонта, но я все равно ее купил, привез домой и устроил в амбаре столярную мастерскую, а Мэгги велел держаться подальше. Через неделю я принес коня в дом и поставил в детской рядом с кроваткой. Он был тщательно проклеен, выкрашен белой краской и до блеска отполирован. Увидев его, Мэгги вдруг разрыдалась. Думаю, именно тогда до меня окончательно дошло, что моя жена стала другим человеком и что избыток новых гормонов повлиял не только не ее тело, но и на разум.
Какое-то время спустя у Мэгги действительно стали появляться неожиданные и довольно-таки странные желания.
– Дорогой, – произнесла она однажды низким, соблазнительным шепотом, – мне почему-то очень хочется свежего, натурального арахисового масла, а еще – ежевичного мороженого. «Хеген датс» ведь самый вкусный, как ты считаешь?
Я только кивнул и отправился на поиски, не представляя, как трудно будет найти свежеотжатое натуральное арахисовое масло в десять часов вечера. Когда пару часов спустя я вернулся, Мэгги ждала меня на веранде. Сидя к качалке, она нетерпеливо притопывала ногой и размахивала ложкой. Я снял крышки с контейнеров, и мы, усевшись на ступеньки крыльца, принялись в две ложки уничтожать десерт. Покончив с мороженым, Мэгги мечтательно посмотрела на меня.
– А как начет чизбургера? – спросила она.
К шести месяцам Мэгги сделалась очень беспокойной и легковозбудимой. Любая мелочь могла вывести ее из себя. Как-то утром, разглядывая себя в зеркале, она вдруг закричала во все горло:
– Господи, какой кошмар! Дилан Стайлз, иди немедленно сюда!
Обычно Мэгги зовет меня по имени и фамилии, только когда я сделаю что-нибудь не то. Например, забуду опустить сиденье унитаза, оставлю незакрытым тюбик с зубной пастой, не вынесу вовремя мусор, не сумею уничтожить всех пауков и тараканов в радиусе двух миль или попытаюсь тайком сделать что-нибудь запретное и попадусь. Сейчас по ее интонациям я сразу понял, что на чем-то погорел. Я только никак не мог взять в толк – на чем.
Когда я вбежал в ванную комнату, Мэгги стояла на цыпочках перед раковиной умывальника и, подавшись вперед, изучала в зеркале свой подбородок. Махнув в мою сторону увеличительным стеклом, она спросила с
