мне вопросы и стал судорожно вспоминать хоть что-нибудь – и что-то даже вспомнил, но ответ мой, не смотря на это, оказался не слишком внятным. По десятибалльной шкале его оценили только на пять.
– Хотите, могу один поставить, – съехидничал младший экзаменатор, когда я начал вполголоса нервно плести что-то о секретных списках.
Такие и правда существовали и, более того, по договоренности с одной влиятельной университетской матроной, я должен был в них числиться. За поступление на юрфак она объявила нам двадцать тысяч долларов – и, насколько мне известно, эта цена была тогда стандартной. Еще около двадцати мама отдала за моих репетиторов: по литературе, праву, истории и английскому, который в итоге вообще отменили.
Матрона объясняла, что в рамках существовавшей системы, преподаватели, входившие в экзаменационную комиссию, составляли списки «своих» абитуриентов. Поэтому, придя на экзамен, заряженные детишки, даже не попав к своему преподу, гарантированно получали проходной балл.
– Ставьте пять, – махнув рукой, ответил я и поплелся к выходу. В сбой системы мне как-то не верилось, а в голове промелькнуло трагикомичное «нас предали».
Узнав о постигшем меня Ватерлоо, мама, приехавшая забрать свое чадо после экзамена, моментально поменялась в лице и спешно начала кому-то звонить. Отойдя в сторону, она долго разговаривала по телефону, и в тот же день все было решено – мы забрали деньги у обосравшейся матроны и вновь обратились к маминому знакомому, который нас к ней отправил. Он предложил возможные варианты дальнейшего развития событий – поступать снова через год или выбрать другой факультет. Откладывать начало студенческой жизни мне совершенно не улыбалось, да и на юрфаке свет клином не сошелся, поэтому, недолго думая, я согласился на только что созданный Факультет Мирового Господства. Оставалось только явиться на экзамен по истории отечества и получить на нем высший балл, но это уже было формальностью.
5
Явившись на экзамен по истории, я заметил, что ряды абитуриентов серьезно поредели. Это особенно бросалось в глаза в огромном конференц-зале Первого гума, откуда, позже, всех нас по очереди препровождали в экзаменационные аудитории на седьмом этаже. На откидных, обшитых бордовым велюром, креслах одного из рядов я увидел ребят из своей группы по обществознанию. Подойдя ближе, я был приятно удивлен, заметив среди них и ту самую блондинку, на которую пялился у входа в корпус несколько дней назад. Она потрясающе выглядела и явно знала об этом. Я поздоровался со всеми и сел рядом, поймав себя на мысли, что все складывается как в кино. Ее звали Лиза. Она смотрела на меня с нескрываемым интересом. Через каких-нибудь четверть часа, разговорившись, мы вышли на улицу покурить. Погода стояла паршивая: с затянутого серой пеленой неба, прибивая к земле июльскую пыль, вяло падали редкие капли дождя. Что-то явно намечалось.
– В костюме ты совсем по-другому выглядишь. Такой
