из квартиры не доносилось. Она взялась за дверную ручку и слегка потянула ее на себя. Дверь не открылась. Замок, по крайней мере, был цел. Вика достала ключи и, почему-то стараясь делать это по возможности бесшумно, открыла дверь.
– Явился, наконец, сукин сын! – встретил ее в прихожей голос из-за прикрытой двери, которая, как знала Вика, вела в гостиную. – Ну, ты, блин, шляешься где-то!.. Принес хоть?..
С этими словами дверь распахнулась и на нее в изумлении уставился незнакомый ей человек.
Если бы нужно было одним-единственным эпитетом охарактеризовать возникшую в дверном проеме личность, то, пожалуй, вернее всего подошло бы слово "помятый". Этот тип, оставленный тут Вадимом до востребования, видимо только что проснулся после долгого и беспокойного сна, причем спал он, очевидно, не раздеваясь. Его и без того заметно складчатое лицо с одного боку сохранило след, оставленный подушкой. Не слишком еще длинные, но явно запущенные и давно не мытые волосы неопределенного цвета были тоже примяты и всклокочены. И уж, конечно, мят был весь его небогатый наряд – светлые брюки, черная футболка.
Увидев Вику, помятый заметно растерялся. Он замолчал на полуслове, но продолжал стоять в дверях, довольно бессмысленно глядя на нее и машинально продолжая почесывать слегка выпирающий из-под футболки поросший курчавыми волосами животик.
Если бы Вика не была предупреждена о присутствии в квартире постороннего человека, она тоже, конечно, растерялась бы. Но тут она просто сказала:
– Здравствуйте.
– Привет, – отозвался помятый, – Ты кто?
– Вика.
– Та-ак… – соображал гость, рука его перекочевала с живота на затылок. – А Вадим где?
– Вадим?.. Вадим пока… задержится. – Вика непроизвольно вздохнула. – Он вот дал мне ключи и просил зайти, выпустить вас.
– Ага… – соображал помятый. Он попятился, давая Вике возможность пройти следом за ним в гостиную и, тем самым, как бы утверждая ее в правах если не хозяйки, то, по крайней мере, человека, которому также можно находится на этой территории, заходить в комнаты и прочие помещения, садиться на стоящую тут мебель, дышать запертым в этом объеме воздухом.
– Выпустить, значит… – рассуждал он, стаскивая с обитого коричневой кожей дивана какую-то подстилку, на которой он, видимо, и спал, комкая ее и зашвыривая в угол. – А чего меня выпускать? Мне и тут хорошо. Мне, дорогая Вика, идти-то отсюда некуда.
– Почему некуда? – растерялась Вика. – Вы же…
– Слушай, – перебил ее помятый, – мне сейчас не до разговоров. Ты лучше, знаешь, что… – он чуть замялся. – Тебе Вадим деньги для меня не передал?
– Деньги?.. – удивилась Вика. – Какие деньги? Нет, он…
– Ну ладно, – перебил ее, не дослушав помятый, – это мы с ним сами разберемся. Ты это, тогда… ты… У тебя рублей пятьдесят не найдется?
– Пятьдесят? –
