Иванович Романюк, врачом – Любовь Петровна Маевская.
Многих из них нет в живых, их имена занесены в поминальные книжечки в разделе «Об упокоении». Каждый из них прожил отведенное ему время, каждый, так или иначе, воздействовал на окружающую его жизнь и оставил о себе какую-нибудь память. И разве не наша обязанность – сохранить её как можно дольше в наших сердцах?
Деда Михаила Георгиевича Ротаря (его называли «дед Михайло») я не помню. По рассказам матери он был человеком добрым, общительным, справедливым и веселым. Несмотря на многочисленность семейства, воспитание детей никогда не основывалось на криках, спорах и высоких тонах, а держалось на понятиях совести, честности, уважения к старшим. Дети почти до совершеннолетия ходили в домотканой одежде. Старшие воспитывали младших и помогали родителям по хозяйству. Дети любили и уважали деда Михайла и называли его «Татуня».
Он тоже любил детей. Моей маме было уже лет 16-17, когда дед Михайло решил повести её в кино, показать ей, что такое кино. Кинотеатр был далеко, в Бельцах, за 35 километров, поэтому поехали туда на повозке (каруце).
Эта поездка запомнилась матери на всю жизнь. Редко кому из сельских жителей доводилось тогда побывать в кинотеатре. К тому же, когда сеанс окончился, и все стали выходить из зала, мама потеряла деда Михайла из виду, страшно испугалась и закричала во весь голос: «Татуня-я! Татунько-о!».
Дед Михайло оставил о себе добрую память. У меня сохранилась и фотография времен его армейской службы. Тогда обычно фотографировались втроем. Я его узнаю по веселому взгляду и какой-то особой выправке. Такая фотография есть и у моей двоюродной сестры Нины Андреевны Дьяковой.
Бабку Мариоару я помню с самого раннего возраста. Во время страшной голодовки 1947 года мне было три года, и она ежедневно приносила специально для меня по две маленьких картофелинки. Потом, будучи уже грамотным и взрослым, я нередко вспоминал об этом факте с большой благодарностью. Я был тогда единственный мальчик в её третьем поколении, и она пыталась, как могла, сохранить мне жизнь, может быть, для продолжения рода, а скорее всего – совсем не думая об этом, а по свойственной ей душевной доброте. Я часто бывал в ее маленькой хате, крытой камышом, она всегда приглашала меня поесть что-нибудь, я, следуя маминым наставлениям, некоторое время для формы отказывался, пока приглашение не повторялось несколько раз, и только потом садился за стол. Так продолжалось до 1961 года, пока я не поступил в институт и не перешел на студенческие хлеба. Приеду на воскресенье домой, зайду к бабке Мариоаре. Она не успевает произнести имя «Витя», а я уже за столом, и ложка в руках…
НА СНИМКЕ: справа – Михаил Георгиевич Ротарь
В 1961 году, еще до института, я учился в десятом классе, как-то раз попросила меня бабка Мариоара вскопать ей в огороде участочек земли. Для меня это был пустяк, даже не заслуживающий внимания. И дело не в том, что я делал на турнике подъем переворотом, склепку и подтягивался 12 раз, а в том, что копать мне нравилось. Я с удовольствием копал в огороде дома и не уставал, потому
