другие монахи почти насильно вывезли его в Махрищенский монастырь, хотя принуждены были вскоре возвратиться в Вифанию… И точно, французы в лавру не вошли. Посланные Мюратом за сокровищами, польские уланы заблудились в тумане, неожиданно павшем на землю, и вернулись с пустыми руками.
Враги грабили Москву. Нашествие «просвещённых европейцев» оказалось сродни татаро-монгольскому. В Москве большая часть церквей оказалась разграблена и сожжена. Некоторые храмы были обращены в казармы для войска, а иные – в конюшни и бойни. Не редкостью было поругание над святыми иконами и священными облачениями: с икон сдирали золотые и серебряные оклады (их собирали в Успенском соборе и переплавляли в слитки), рубили и жгли; святые престолы употребляли вместо столов и на иные надобности; священнические ризы надевали пьяные гусары и разъезжали в таком виде по улицам. Оставшиеся в столице священники с опасностью для жизни сохраняли церковное имущество, нередко обличали врагов в их кощунстве. Иные приняли смерть от меча неприятеля.
Протоиерей Вениаминов был убит на паперти своей Сорокосвятской церкви за отказ отдать французам ключи от храма. Дьячок Иоанн Соколов за убиение шести французов был пойман и бит без пощады, поставлен под расстрел, но сумел бежать с тремя лёгкими ранами. В Зачатьевском женском монастыре сгорели все кельи и внутренность церквей, но написанный на дереве образ Христа не сгорел в пламени. Немало совершилось в те дни явных и неявных чудес, пока не исполнились мудрые слова: «Не в силе Бог, а в правде».
Владыка Платон тяжело переживал все события. В сентябре его каждый день возили молиться в Троицкий собор лавры. Вечером 10 октября владыка дремал в своём кресле, но вдруг вскочил и закричал:
– Вышел! Вышел!
Его не могли понять, пока он не объяснил:
– Французы уходят! Слава Богу, Москва свободна, и я теперь умру спокойно.
В тот день он долго молился, исповедался у своего духовника старца Аарона, который постоянно был при нём вместе с Евгением Казанцевым.
– Знаешь ли, – сказал он ночью Евгению, – я всегда боялся смерти. Где-то в глубине гнездился страх… а нынче его нет. Об одном только думаю: доколе пришествие моё здесь продолжится?.. Ты напиши Филарету. Я хочу, чтобы он сказал надо мною последнее слово, подобно Григорию Богослову над гробом своего друга Василия Великого. Напиши…
Силы старика угасали. Он ещё мог вывести своё имя, что делал каждодневно для проверки твёрдости руки, но ничто его не интересовало и не волновало. Шумно дыша и заходясь подчас в неудержимом кашле, он лежал на постели и слушал чтение Евангелия.
Вечером 10 ноября он сказал старцу Аарону:
– Сегодня всё решится.
И тихо отошёл в иной мир утром 11 ноября.
По сожжённой и разграбленной Москве служили панихиды. Велика была печаль, но люди понимали, что Господь продлил жизнь московского архипастыря для того, чтобы по молитвам праведника
