возвращались сегодня в Ляоян. Без переводчика было трудно объясняться с китайцами, однако моим казакам удалось сговориться с одним из них, и он за двадцать пять рублей взялся доставить мои вещи в Ляоян. Опять пришлось делать перекладку и отложить в сторону все то, что не было необходимо сейчас; сюда я причислил пару вьючных чемоданов с мундирами и орденами, которых в отряде не носили. Сложил я эти вещи на арбу и, заплатив вперед за доставку, вручил китайцу записку князю Урусову, адъютанту генерала Куропаткина, в которой просил его оставить вещи у себя на время. Владелец арбы не опасался хунхузов, он боялся только, что наши солдаты могут отнять у него поклажу вместе с арбой и мулами. Я ему выдал пропуск, который он показывал на этапах, что дало мне возможность проследить, что вещи были действительно доставлены им в Ляоян, но тут след был затерян. Потом я опять напал на след: в одном из складов общины в Харбине смотритель припомнил, что между вещами частных лиц была золотая казачья шашка в сером замшевом чехле, по его описанию, совершенно схожая с моею, но она и, вероятно, вместе с нею и другие мои вещи кем-то были взяты и на этот раз бесследно исчезли.
Получено было приказание собраться на сборном месте и выступить в десять часов утра. День был теплый, перепадал мелкий дождь. Мы шли не спеша, часто останавливались, неприятель нас, очевидно, не теснил.
У нас «генерал» означало генерала Ренненкампфа; в дивизии было еще два генерала: командиры бригад уралец генерал-майор Любавин[41] и донец генерал-майор Греков Митрофан[42], оба отличившиеся в Турецкую кампанию. В нашем отряде была только бригада Любавина: 2-й Аргунский и 2-й Нерчинский полки и входившие временно в его состав: 1-й Аргунский полк, 4-я Забайкальская казачья батарея и 23-й [Восточно-Сибирский] стрелковый полк. 2-й Верхнеудинский [полк] входил в состав Восточного отряда, а 2-й Читинский находился при полевом штабе. Генерал Греков командовал отдельным отрядом, подчинявшимся генералу Ренненкампфу.
Мы подошли к Фыншуйлинскому перевалу, третьему по названию на двадцативерстной карте; некоторые названия деревень тоже повторяются.
Все слезли и повели лошадей в поводу; я предпочел бы остаться верхом, потому что с непривычки личные сапоги мне казались очень тяжелыми, но генерал смотрел зорко, и несдобровать тому, будь он простой казак, офицер или генерал, кто остался бы на лошади, когда весь отряд спешен.
Вершину перевала составляла плоская, довольно обширная седловина гор. С краю, среди зелени, красовалась большая кумирня с живущими рядом в фанзах монахами-бонзами. В кумирне хранились деревянные, ярко раскрашенные статуи богов со своими атрибутами. В середине сидел главный бог, его правая рука лежала на коленях, а пальцы приподнятой левой руки были сложены, как принято у христиан для знака благословения. С правой стороны сидел бог войны Лияо, с черным свирепым лицом и вооруженный с ног до головы. По левую – был бог кроткий с белым, женоподобным лицом и скромно сложенными
Любавин Гавриил Павлович (1850 – не ранее 1918) – генерал-лейтенант (1908). Во время Русско-японской войны в чине генерал-майора командовал 1-й бригадой Забайкальской казачьей дивизии.
Греков Митрофан Ильич (1842–1915) – генерал от кавалерии (1914). Во время Русско-японской войны в чине генерал-майора командовал 2-й бригадой Забайкальской казачьей дивизии.
