битвы был ясен.
Гвен дрожала, не зная, что будет с ней и с другими, когда сражение закончится. Совершенно очевидно, что эти воины – бессмертные, как и она, как все те женщины из соседних камер. Мужчины были слишком крепкими, слишком сильными, во всем превосходя смертных. Но кто они такие, Гвен не знала. Зачем они явились сюда? Чего хотят?
Минувший год принес ей слишком много разочарований, и она уже не осмеливалась надеяться, что воины пришли сюда, чтобы освободить ее. Неужели ее и других так и оставят гнить в этом подземелье? Или незваные гости будут обращаться с ними так же, как и ненавистные тюремщики?
– Прикончите их! – крикнула одна из пленниц воинам, при звуках ее резкого сердитого голоса Гвен обхватила себя руками. – Пусть они мучаются так, как мучились мы.
Стекло, отделявшее женщин от внешнего мира, было толстым и прочным, непроницаемым для кулака или пули, и все же каждый звук, раздававшийся в комнате и камерах, отдавался в ушах Гвен колокольным звоном.
Она знала, как блокировать шум, сестры научили ее этому, когда она была еще ребенком, но Гвен хотела слышать, как страдают ее тюремщики. Их пронзительные стоны казались Гвен колыбельной. Сладкозвучной и успокаивающей.
Странно, однако, что, как бы сильны ни были воины, они ни разу не нанесли смертельного удара. Они лишь ранили своих жертв одну за другой, лишая их сознания, и тут же устремлялись к новой цели. Через несколько минут все было кончено, уцелел лишь один смертный. Худший из всех.
Один из воинов приблизился к нему. Все его соратники были опытными воинами, но этот использовал самые грязные приемы, целясь в пах, в горло. Он поднял руку, словно собираясь нанести смертельный удар, но в этот миг увидел широко распахнутые глаза Гвен и замер, его рука медленно опустилась.
У Гвен перехватило дыхание. Каштановые волосы, влажные от крови, прилипли к его голове. У него были глаза цвета бренди, глубокие и темные, и в них сверкали алые искорки. Нет, это невозможно. Должно быть, это алое свечение просто привиделось ей. Каждая черточка его резко очерченного, словно высеченного из гранита лица излучала угрозу, и в то же время в нем было что-то… мальчишеское. Поразительное противоречие.
Рубашка его была изорвана в клочья, и каждое движение открывало взору крепкие мускулы, бронзовые от солнца. Ах, солнце. Как она истосковалась по нему. На правом боку воина виднелась татуировка в виде фиолетовой бабочки, спускающаяся к поясу его брюк. Заостренные кончики крыльев делали ее одновременно женственной и по-мужски дерзкой. Интересно, почему именно бабочка, подумала Гвен. Странно, что столь сильный и суровый воин выбрал такой рисунок. Однако, какова бы ни была причина, татуировка подействовала на нее успокаивающе.
– Помоги нам, – сказала она, надеясь, что бессмертный услышит ее сквозь звуконепроницаемое стекло. Но даже если он и услышал ее, то не подал виду. – Освободи нас.
Никакой реакции.
А вдруг они оставят ее здесь? Или хуже того – что, если они пришли сюда за тем же, что и смертные?
Странные
