теперь я обдумала тщательно текущую ситуацию и считаю: это не должно повториться. Вы поняли меня?
– Я понял вас, – сказал холодно герр Шнайдер, поворачивая к дому.
– Вы… вы согласны? – осторожно спросила фрау Бауэр, догоняя его.
– Я согласен.
– Я рада, – фрау Бауэр вежливо улыбнулась, но герр Шнайдер смотрел прямо перед собой и не заметил ее улыбки.
Они молча поднялись на четвертый этаж, фрау Бауэр открыла дверь, и… В эту ночь фрау Шульц так и не смогла заснуть из-за невыносимого стука.
Шнайдер отправляется в Швейцарию
Женщины, вот зачем вы остаетесь на ночь? Вот почему вы не можете тихонько ночью собраться и свалить? Ну вот это же понятно, что утром хочется остаться одному. Утром мы еще сами не помним, кто мы такие, хочется хоть минут сорок, от пробуждения до выхода из дома, побыть самими собой, то есть никем. Просто читать газету, просто расслабиться, чтобы не ощущать на себе ничей взгляд, чтобы не надо было ничего говорить и не быть полковником, шпионом, любовником. Просто никем не быть – почему вы считаете, что это – роскошь, которой вы можете нас лишить?
Так думал полковник Шнайдер, с трудом продрав глаза в половине девятого, слушая, как фрау Бауэр ходит по квартире, собирая на стол. С его стороны было очень несправедливо думать о ней такое. Мало того, что фрау Бауэр приготовила завтрак, пока он спал, и накрыла на стол – а между прочим, с продуктами в военное время всегда было крайне тяжело, особенно в последние месяцы, и стоили они очень много денег, которые на нее совершенно не с неба сыпались – но ведь еще и она же находилась в своем доме, в своей квартире, а полковник Шнайдер, наоборот, занял чужую для него кровать, ее собственность, ее бывшее супружеское ложе, на котором умер ее муж, герр Стефан Бауэр и был зачат ее сын, герр Генрих Бауэр. Если бы только вдова знала, что думает о ней полковник Шнайдер, она обязательно бы решила, что это крайне несправедливо с его стороны.
Но она не знала, потому сноровисто собрала на стол и позвала герра полковника завтракать. Шнайдер оделся, ополоснулся, причесался и явился на завтрак. Он был снова силен и свеж, полон энергии и того истинно арийского задора и огня, о котором так любил рассуждать Гитлер.
– Ну что, дорогуша, – сказал он, радостно садясь за стол, – как дела?
Фрау Бауэр только покосилась на него в ответ на такую фамильярность. Она сидела напротив него и молча пила чай. Шнайдер быстро нашел слова, соответствующие моменту.
– Вы знаете, – сказал он, – я хотел бы поблагодарить вас за все, что было между нами вчера. Вы – удивительная, вы – волшебная. Это было прекрасно, мне так хочется быть с вами всегда, дорогая. Можно я буду называть вас "дорогая"?
Фрау Бауэр молча кивнула. Кажется, она постепенно оттаивала под воздействием горячего чая и теплых слов.
– Ваша доброта, ваш ум, ваше очарование меня завораживают, всего, без остатка, делают вашим слугой, рабом, если хотите. Вы – чудесная, волшебная,
