художки я решил, что хочу рисовать исключительно простым карандашом. Я хотел создавать магию, имея в арсенале лишь карандаш и бумагу. Для меня только эта задача стала достаточно высокой, чтобы тратить на нее всю свою энергию. Я никогда не хотел быть художником, который хорошо продается, или обладает популярностью, или кого печатают на футболках. А вдруг у меня получится что-то внести в искусство? Кто-то же вносит, почему не я?
Женские портреты я учился рисовать как маньяк. Из учебников по рисованию и анатомии я узнал, что расстояние между глазами должно быть верным относительно структуры тела, что женская фигура почти всегда уже мужской, что женский пупок расположен ниже талии, а мужской выше или на одном уровне с талией. Бедра шире у женщин, а плечи у мужчин. Что не бывает идеально прямых костей, в женском скелете пропорционально больше таз, а в мужском – грудная клетка и еще тысячу других нюансов, которыми заправляет природа, и которые строго должны соблюдаться в рисунке. У меня нет, наверное, ни одной тетради без рисунков.
Родной цвет пальцев уступил темно-серому в поисках светотени. Когда все в школе принялись рисовать покемонов, я выждал паузу и выдал на всеобщее обозрение своих нуарных супер-реалистичных покемонов. Переливаясь бликами, они уничижали всех покемонов, рисованных фломастерами и прочим любительским инвентарем. Я прославился как автор самой стильной тетрадки с покемонами. Более неоднозначная репутация была среди библиотекарей: они не разделяли моей любви к рисованию. А как-то раз в девятом классе я остроумно поступил на уроке литературы, когда надо было описать картину «Грачи прилетели». Я ее просто перерисовывал. Было смешно, хотя писать сочинение потом все равно пришлось. Есть у меня еще несколько приколов про нашего трудовика Сан Саныча, но это уже как-нибудь в другой раз.
В начале одиннадцатого класса случилось самое прекрасное событие в моей жизни. Еще с десятого класса к нам переводились ребята из других школ, поскольку наш гуманитарный профиль считается самым сильным в городе. В том году желающих было так много, что гуманитарных класса набралось аж два. Среди прочих и была она. Частенько бывало, что уроки проводили сразу на оба класса, и такие уроки я ждал с нетерпением.
Весь толковый словарь Ожегова я бы использовал, воспевая ее красоту, я бы не поскупился на самые выразительные эпитеты, будь они выставлены на аукцион, но вместо этого я поведаю о том, что действительно меня зацепило. Ее большие карие глаза. Мои в сравнении с ними и глазами называть не хочется. Да вот только цвет ли важен, когда говоришь о глазах? С пеленок все научились и смотреть, и видеть, но Ада продвинулась куда дальше нас. Она умеет смотреть… по-настоящему, как бы по-идиотски это ни звучало. Она так смотрит, что… что… ну я не знаю, как объяснить, у нее очень сильный взгляд. Она всегда смотрит так, словно знает какую-то важную мудрость, известную только
