style="font-size:15px;"> Но вот кто-то прерывает общее раздумье словами: – Кажется, всё, прошёл!
Действительно, пока каждый думал, мечтал, тихо беседовал о своем, вдруг, как ни в чем не бывало, засияло солнце. И куда пропали тёмные тучи? Небо стало ещё синее. О ливне, как напоминание, остались шумные дождевые потоки по не успевшему остыть от палящего солнца асфальту и мокрая листва на деревьях и кустарниках, которая от колыхания легкого ветерка осыпает нас остатками теплого южного ливня.
И опять закипело, забурлило движение. Горожане стали выходить из своих укрытий, машины загудели моторами. И побежал людской поток по мокрой бурлящей мостовой. Я тоже вышла из-под арки. Передо мной лужа, глубокая, большая. На каблуках мне её точно не перепрыгнуть! Пришлось искать самое узкое место у этого невероятно большого озера. Но его нет, это не лужа, это не озеро, это – море!
Я не успела задуматься над тем, что же мне делать, я даже не успела ощутить тот полет чьих-то движений, как оказалась на руках молодого человека. Он, не пытаясь найти обходные пути, пронес меня через это раскинувшееся море и поставил на ноги на «другом берегу». Я только и успела одернуть платье, поднять голову, но парень с группой таких, же молодых людей, улыбаясь, помахал мне рукой через окно отходившего автобуса. В ответ я могла только улыбнуться. Спасибо тебе, хороший молодой человек!
Видел бы меня в этот момент Глеб! Но всё равно, настроение моё поднялось. А сколько появилось улыбок на лицах людей от увиденной картины! Возгласов одобрения, смеха! Как здорово, что был этот ливень! Как я люблю мой город с ливнями, жарой, пылью! С такими чудными людьми!
Глеб уже стоит на нашем месте. Нервничает, на часы смотрит. У него работа всегда на первом месте. Хотя мне уже давно кажется, что она занимает в его жизни все места сразу. Конечно, оперативник – это не профессия. Это особенный образ жизни, особенный образ мышления.
С Глебом мы встречаемся уже несколько лет. Он оперативник в районном УВД. Встречаемся урывками. У него и раньше работы было невпроворот. А сейчас столько дел, что не до встреч. Всё бегом: разговоры, размолвки, прогулки. Когда остаётся у меня до утра – такое понарасскажет! Жуть! Страшно. Что за времена настали?! Чикаго тридцатых годов ни дать ни взять. Такое впечатление, словно вся нечисть вылезла из своих закоулков наружу. А может, и до Перестройки так было, просто мы о многом и догадаться не могли. Газеты «Известия» или «Правда», несмотря на свои названия, рассказывали нам всё больше о заседаниях партийных чинуш, да о награждениях «любимого лидера партии». Зато теперь, вырвался наружу длинный язык жёлтой прессы. Нет, теперь я вообще газет не читаю. Придерживаюсь советов Булгаковского профессора Преображенского.
– Глебуш, тут такое дело…
– Ты почему такая мокрая? Заболеть хочешь? Опять зонт не взяла?
– Он бы меня всё равно не спас. А у тебя есть возможность спасти мою сестру.
– Лёлю?
