давая понять, что не совсем понимает это слово.
– Это значит, что человек, много знающий в своей профессиональной сфере, совершенно ничего не смыслит в остальных областях и имеет низкий культурный уровень. Хороший профессионал, но в остальном – идиот. Так вот, мне никогда не хотелось превратиться в такого Fachidiot. Поэтому я стал читать то, что нашел в интернете об этом Essenin, его биографию. И вы знаете, это было такое страшное время в русской истории: революция, потом гражданская война… Вы понимаете?
Ася кивнула, растроганная его порывом. Она совершенно не ожидала от этого серьёзного господина вдруг такой впечатлительности, а он говорил, всё больше увлекаясь, нервно сжимая руки и качая головой:
– Я не мог заснуть, спустился вниз, выпить стаканчик. В баре был какой-то русский господин, и он – вы представляете? – он начал говорить со мной об этом поэте, читал наизусть его стихи. Правда, я почти ничего не понял. Этот господин совсем немного говорил по-английски и почти ничего по-немецки, надо сказать, он был уже пьян. Я не совсем понимал его. Но это были красивые стихи. Вы знаете, стихи можно оценить даже когда они звучат на другом языке.
«Ну, да. Это нормально, – подумала Ася, – нормальные русские каникулы: напиться с незнакомцем в баре дорогого отеля, читать о революции, а потом всю ночь слушать стихи Есенина».
– Если вы сейчас не очень хорошо себя чувствуете, мы можем перенести нашу прогулку, – вежливо сказала она, удивившись мельком, что сегодня примета с дорогим автомобилем не сработала. Но господин Клуге затряс головой:
– О нет, нет, я в порядке. Просто после того, что он мне наговорил, в этом отеле мне стало не по себе.
– Что же он сказал? – пришлось уточнить Асе, потому что профессор вдруг умолк, и сидел, понурившись, очевидно, погрузившись в воспоминания о вчерашнем вечере. Она уже не раз сталкивалась с обострённым чувством, пришедшим к немецкому народу после Второй Мировой войны – чувством вины за всевозможные творящиеся в мире несправедливости. Ну, и со свойственной соотечественникам привычкой обвинять инородцев во всех бедах – начиная с краха Российской империи и заканчивая отсутствием воды в кране. Значит, либо господин профессор переживает сейчас о коллизиях русской истории, либо пьяный собеседник успел после чтения стихов в чём-нибудь обвинить морально неподготовленного к этому туриста. Но когда профессор снова заговорил, речь, кажется, пошла уже совсем о другом.
– Скажите, Ася, вы верите в мистические, сверхъестественные явления?
Ася молча смотрела на собеседника, панически подбирая в голове подходящий ответ. У ног всё так же ворковали голуби, милые французские детишки ели мороженое на скамейке.
– Петербург многие считают мистическим городом, – сказала она, наконец, – За трехсотлетнюю историю здесь родилось много легенд.
– Да, конечно, – кивнул профессор. – Так вот, этот господин вчера, он говорил о том, что в отеле часто является призрак поэта. Он сказал «ghost of poet»
