и реформаторам, и пламенным католикам.
– Неужели он не мог найти обряд, подходящий нам обоим? Брат озабочен поддержкой реформации в Англии.
– Мы не вполне правильно понимали реформу церкви. – Граф плотно сжал губы, чтобы не сказать лишнего.
– Конечно, это благоприятный процесс, – произнесла я с сомнением.
Богатые дома, в которых мы останавливались на пути из Дила, – бывшие монастыри или аббатства, аптекарские огороды перекопаны и засажены цветами, фермы, дававшие пищу бедным, превращены в охотничьи угодья.
– Нам раньше казалось, это угодно Богу. Мы не понимали, сколько будет крови.
– Разрушив гробницу, место молитвы, людей к Богу не приведешь. А что пользы в запрете зажигать свечи в память о близких?
– И земная польза, и духовная. Церковная десятина не изменилась, только теперь она достается королю. Но не наше дело обсуждать, как именно Англии следует молиться.
– Мой брат…
– Вашему брату не повредило бы заняться собственными архивами, – неожиданно раздраженно буркнул граф.
– Что?
– Он должен был передать королю письмо, освобождающее вас от обещания выйти за сына герцога Лотарингского.
– Разве это так уж важно? Король даже не упомянул об этом.
– Мы поклялись, что знаем о существовании этого документа, поклялись, что в течение трех месяцев он будет представлен, а до этого времени предлагаем себя в заложники. Если ваш брат не найдет письмо, один Бог знает, что с нами будет.
Я в ужасе.
– Неужели вам придется отвечать за состояние герцогского архива? И неужели отсутствие этого документа станет препятствием для брака?
Он покачал головой:
– Им прекрасно известно, что вы свободны, можете выйти замуж и брак будет законным. Но в силу только им известных причин им выгодно посеять сомнения, и ошибка вашего брата, допустившего наш отъезд без необходимых документов, дает такую возможность.
Опускаю глаза, но все во мне кипит. Ненависть ко мне вредит собственным интересам брата, интересам страны, даже религии. Из одной только ревности и злобы он подвергает опасности мой брак. Идиот, подлый идиот!
– Он так небрежен, – только и сказала я и сама услышала, как дрожит у меня голос.
– С таким королем нельзя позволить себе быть небрежным, – предупредил граф.
Я кивнула. Я очень хорошо понимаю, что за король сидит рядом. Он не знает немецкого, но нельзя, чтобы он заметил – меня отнюдь не переполняет счастье.
– Уверена, все будет прекрасно, – говорю я с улыбкой. Граф кланяется и отходит на свое место.
Прием окончен, архиепископ встает из-за стола. Советники подготовили меня к этому моменту, и, когда король встает, я тоже уже на ногах. Милорд Кранмер ведет нас в королевские покои. Мы ждем в дверях, пока он обходит комнату, размахивая кадилом, и кропит кровать освященной водой. Какое нелепое
