большом окне Акимовой каморки сияли бледные лучи лампадки, сам он на коленях стоял пред большим кивотом с образом и молился…
Кончив молитву, снял с гвоздя поддевку, положил ее под голову и, крестясь, лег на голую лавку. Молитва, чистосердечная исповедь и положенное начало добрых дел навеяли мир и отраду на его душу.
– Помоги мне, Господи, – шептал он, – сделать побольше добра всем тем, кого я так часто обижал… и не отвергни завтра меня, Милостивый, за мои грехи от Святых Таин…
И заснул богач на голой, жесткой лавке так сладко и спокойно, как не спал никогда на своих мягких пуховиках.
Прошло пятнадцать лет. Село Тихое нисколько не изменилось, мало изменился и дом Акима Петрова, не видно только над крыльцом расписанной зеленой вывески… Зато много перемен произошло в приходском храме: прежняя бедная, плохо выкрашенная, с погнувшимися главами церковь превратилась в белый храм, увенчанный вызолоченным, ярко сияющим на солнце крестом; около же церковной ограды, на пустой прежде площадке, приютился новенький домик с вывеской: «Приходская школа», а рядом с ним другое белокаменное здание – церковная богадельня.
Была Пасха. Из дома Акима Петрова только что вынесли иконы, и вышла толпа народа. Священник служил у него обычный пасхальный молебен, а после молебна соборовал самого хозяина.
Аким Петров лежал на смертном одре, но смерти он не боялся, на его душе было мирно, покойно: он точно исполнил обещание, данное ночью после исповеди, накануне Причастия. Он бросил торговать вином, стал добрым христианином; выбрали его церковным старостой. В течение почти пятнадцатилетней службы своей храму и приходу он украсил церковь, построил школу и богадельню, приобрел новый колокол, помогал беднякам, весь свой неправедно нажитый капитал употребил на доброе дело. Господь услышал молитву раскаявшегося грешника и помог ему сделать много добра всем, прежде им обиженным.
– Подойдите ко мне, – сказал умирающий Аким детям и внучатам. Те подошли. – Вот вам, детушки, – начал он прерывающимся голосом, – мое последнее родительское завещание: не отбивайтесь от храма Божиего… Говейте каждый год непременно… Чаще размышляйте о своих грехах… Был я зверь безжалостный, хуже бессловесного скота… Продал всю совесть, не знал сострадания к людям, но, благодарение Господу, Он вразумил меня в храме, и… стал я из зверя человеком.
Вечером того же дня все село узнало, что Акима Петрова не стало, отошел он ко Господу в радостный, пасхальный день. В каждой избе немало было разговору про покойного; помнил его народ великим грешником, знал потом и за добрейшего христианина.
– Чудное дело, – говорил один старичок в кругу собравшихся посидеть на завалинке около одной хаты, – каким покойник был прежде и каким сделался потом. «Утром встал зверем плотоядным, а вечером лег человеком жалостливым», – вот как сам про себя говаривал покойник, Царство ему Небесное… А все почему? А потому, что внял молитве церковной, поговеть вздумал, вот и вразумил его, грешного, Батюшка, Царь Небесный, Милостивец-то наш.
