и скажем чего-нибудь дельное за жизнь и здоровье ейное. С ходу от курева закодируем, например.
Испытать себя Игорю все-таки хотелось. Идея Антона показалась ему очень подходящей. Они завернули в ближайшее придорожное кафе, у автостанции, в которое заходили перекусить водители и пассажиры междугородних автобусов, идущих через их городок в большие города соседней области. Кафе носило название «Синяя птица», но в городке его все называли проще – «синяковкой», потому что начиналось оно как бизнес с того, что по утрам здесь похмелялись поддельной водкой и прочей дрянью местные «синяки». Лишь потом оно стало дороговатым для этих клиентов.
Зайдя внутрь небольшого помещения «синяковки», Игорь с Антоном приостановились.
– Вон две клиентки с перcпективной натуральностью! Доведем их до экстаза, не накрывшись медным тазом!– зашептал Антон, подталкивая Игоря в сторону двух весело болтающих и уплетающих пирожки пышнотелых девиц. Но тот взял стаканчик кофе и направился к другому столику, сел рядом со строго одетой дамой, все лицо которой выражало полную сосредоточенность на употреблении в пищу чая. Антон пожал плечами, купил мороженое, сел рядом.
– Вам нравится наш город? – совершенно неожиданно спросил у дамы Игорь, поставив на столик свой стаканчик кофе. Та чуть не поперхнулась от неожиданности, смерила спрашивающего взглядом, решив, видимо, что он или ищет скандала от безделья, или старается попросить денег на опохмел души.
Она не ответила и демонстративно не ускорила употребление своего чая, снова сконцентрировавшись на этой процедуре.
– Вы его еще увидите. Если завтра будете осторожны. Когда вы откроете вечером дверь, в прихожей с двумя коробками в руках будут стоять …
***
Основное чувство, которое нес по жизни Антон Снегирев, это ощущение того, что жизнь обошла его. Не обидела, не втоптала в грязь, а просто обошла стороной. Все, что происходило с ним, казалось ему простым соблюдением привычного порядка вещей, бессмысленным, скучным, имеющим заранее определенный результат. А жизнь – яркая, осмысленная из-за непредсказуемости каждого своего последующего мига, полная небывалой силы чувств – казалось ему, идет в это время где-то параллельно и никак не может с ним сойтись. Разогнув закостеневшую спину на даче родителей и отчищая загрубелыми пальцами от сентябрьской грязи клубень картошки, он против своей воли представлял себе, что мог бы в эту минуту стоять на горном перевале, где ветер трепал бы его волосы, облака проносились, окуная в свою туманную дремучесть, ледники сверкали белоснежностью вечности, а дальнейший путь возбуждал подстерегающими опасностями и важностью поставленной задачи.
И он старался жить, не впуская в голову такие мысли. Он сам не был скучным, несмотря на то, что жизнь была таковой для него. Наоборот, скука однотонности слов и поступков окружающих людей заставляла его противостоять ей. Он помнил массу грустных анекдотов, прикольных историй, умел их рассказывать, старался говорить не так, как «правильно», а с сочиняемыми на ходу прибаутками, то с ироничным пафосом, то с рифмовкой. Но
