одиннадцать лет. И у нас никого
Не осталось на свете. Когда человек
Потеряет три пальца на правой руке.
То последние два он сильней бережёт.
Вот и брат для меня стал дороже всего;
Всех родней, всех любимей. И я для него
Стал дороже всего. Мы с ним стали тогда
Как один человек, словно сердце одно.
Не успели ещё мы и мать схоронить,
Прибыл князь Кельдибек. Сообщили ему,
Что татарский отряд на деревню напал.
Он на помощь спешил. И в погоню пошёл.
С ним и мы попросились в погоню идти.
Нас на крупы коней посадили тогда.
Мы три дня по следам догоняли отряд.
По дороге узнали: татары ещё
Две деревни пожгли, перебили мужчин
И невольниц забрали. Немногие те,
Кто имели коней и от бойни спаслись,
С нами вместе поехали, чтоб отомстить.
По дороге в селениях вызнали мы,
Что на стругах ушли они вниз по реке.
Но за Шанзой уже мы в излучине их
Всё ж настигли. И там, где поуже река,
Мы вдоль берега встали, да так, что от стрел
Наших быстрых они уж уйти не могли.
Но едва лишь на выстрел они подошли,
Мы увидели их, и никто не посмел
Даже руку поднять, тетиву натянуть,
И пустить хоть стрелу. Мы застыли, дивясь.
Вдоль бортов переполненных стругов стоят
Наши женщины, плачут, на помощь зовут,
Просят, чтоб наши стрелы оставили их
На родимой земле, чтоб река их взяла.
Не хотят они в плен к иноверцам идти.
Только связаны крепкой верёвкой они,
А за спинами их слышен был смех татар.
Среди женщин узнали мы и Окалче.
Как увядший цветочек стояла она
Среди пленниц марийских и русских. Потом
И она нас узнала. Просила она,
Чтобы метко мы в сердце попали стрелой,
Чтобы быстрой и сладкой была её смерть
На Ветлуге-реке, средь Ветлужских лесов,
На глазах у родных её братьев, сейчас,
А не в дальних краях да в неволе, в тоске.
Но никто не осмелился руку поднять,
Тетиву натянуть и пустить хоть стрелу.
Брат мой нежно любил Окалче, как и я.
Он с ней с детства водился, лелеял, играл.
Он к ней ближе был сердцем, и он понимал,
Что неволя её – это худшая смерть.
И неволю её мы себе не простим.
А её скорбный плач разрывал нам сердца.
И не выдержал брат: натянул тетиву
И стрелу прямо в сердце послал Окалче.
И прервался навеки её голосок.
И упала она, словно сорванный цвет,
Прямо
