белеющие хатыМеня невольно брали в плен.
Телега нехотя скрипела,
А мама, косы распустив,
Украинские песни пела —
Дороге долгой супротив.
И звонко лился мамин голос
Среди окрестной тишины,
И уходил из клеток голод.
И больше не было Войны.
* * *
«Я знаю – никакой моей вины…»
(А. Твардовский)
Я знаю – никакой моей заслуги,
Что пережил я засухи и вьюги,
Что высушили-вымели страну.
Что выжил и в Блокаду, и в Войну.
Что я прошёл Науки путь тернистый
Наперекор апологетам расы чистой,
И в крутизне, когда себя искал
(И находил), я не соскальзывал со скал…
И вот – к последнему уже причалил брегу,
И бес в ребро, и поклоненье Бегу.
Ведь с детства Бег – моё второе «я»…
Пожалуй, в этом лишь заслуга есть моя.
1999
* * *
«Укажи мне только лишь на глобусе…»
(Из песни)
«Но ещё таких пунктиров нету,
По которым нам бродить по свету.»
(Из другой песни)
На Дюссельдорфщине моих друзей-знакомых, —
Пожалуй, с дюжину, а может быть, и больше.
Плюс в Новой Англии – с десяток чтут законы,
Плюс – в Калифорнии, и плюс – Янина в Польше.
А ведь по глобусу мы знали мир детально.
Под сенью лозунгов мы жили – не тужили.
Но были жёстки и незыблемо фатальны
Запреты – те, что нас с дет-сада окружили.
…Мы изменились: и свободны, и крылаты.
И нет лишь опыта свободного полёта.
Мы – без вины опять привычно виноваты,
И, как в былом, даём кормёжку анекдотам.
Так будьте счастливы, развеянные в мире,
Друзья-знакомые – «птенцы гнезда Петрова».
Ни километры не разделят нас, ни мили,
Вот только были бы подольше вы здоровы.
2000
ЧАК
Нине
Чак – камчатская лайка, годам к четырём —
Тепло прижался к моей щеке.
Хозяин Чака чудит за рулём,
Джип-турбо послушен его руке.
Позади вздремнули два рюкзака
(К перевалу взойдут на наших плечах).
До старта 12 км, а пока —
На рюкзаках возлежит Чак.
И пока – пассажирами мы, налегке,
А за окнами лес и дождь стеной,
Прижимается Чак к моей щеке.
Понимает: мы с ним – крови одной.
* * *
От вырубленных в корень колоннад,
Увезенных из Греции и Мальты
На стройки Рима, —
веет странный
