свое место, то радио будет бракованным, совершенно бесполезным. Бракованный, дети? Бракованный? Еще одно слово в ваш список. Теперь вы понимаете, насколько это сложный прибор. Сложный, но доступный, поскольку в нашей стране радио должно быть в каждой семье, вот почему они носят гордое название «Фолькс-Эмпфенгер», народный радиоприемник. Здесь мы должны сделать паузу, дети, и сказать спасибо нашему фюреру, герру Гитлеру, и нашему гауляйтеру, доктору Геббельсу, даже если их нет здесь с нами.
Наши приемники особенные, дети. Знаете почему? Они не путаются с кем попало. Что я имею в виду? Они не только доступные и красивые – да, Ютта, я согласна, они похожи на церкви, на маленькие церковки для кукол и мышат, – так вот, они еще и очень избирательные, они принимают только немецкие станции. Наши народные радиоприемники просто отказываются принимать чужие сигналы. Английские и американские радиоприемники оглашают все подряд, что попало, в том числе опасные и мерзкие истории, которым не место в приличном доме. Они хватают и вываливают на вас все сигналы, которые есть в воздухе. Вы только взгляните, дети, насколько аккуратны наши рабочие – насколько опрятны и точны. Эти радиоприемники будут передавать голос фюрера, голос гауляйтера, новости о наших победах, музыку Баха и Бетховена. Они не пропустят сплетни, клевету и чуждые нам рваные ритмы. Мы будем слушать концерты по заявкам, чтобы сплотиться с храбрыми солдатами, которые на фронте куют нам победу. Вместе с ними мы будем слушать песни «Спокойной ночи, мама», «Три лилии» и даже залихватскую «Ничто не смутит моряка». И мы сможем узнать имена новорожденных, чьи отцы сейчас на войне и, возможно, еще пока не догадываются, что стали отцами. А сейчас, дети, взгляните на последнего рабочего в производственной линии. Что он делает? Когда все детали установлены и корпус скреплен? Какова его работа, дети? Мы не можем спросить у него, потому что, кажется, он вообще не говорит по-немецки. Зато мы можем увидеть, что он наклеивает предупреждения, маленькие знаки, предписывающие, как себя вести. Потому что с народным радио нельзя обращаться плохо, нельзя искать вражеские передачи. Будьте благоразумными и помните об этом, дети.
Никому, кроме папы, не разрешалось включать радиоприемник. Тот стоял на маленьком столике у дальнего края дивана, словно наблюдая за семьей и взвинчивая атмосферу. «Стремиться заглянуть в будущее – дело неблагодарное, – вещало радио. – Мы, национал-социалисты, редко выступаем с прогнозами, но уж если беремся, то не ошибаемся»[5]. Когда сигнал ослабевал и появлялись посторонние призрачные голоса, папа брал провод в руки и разгонял призраков, пока истинные слова не начинали звучать четко, пока они не начинали пульсировать в нем как кровь. Папа не разговаривал с Зиглиндой, когда говорило радио. Если она открывала рот, чтобы задать вопрос, он поднимал руку, приказывая подождать. Вдруг Германия уже выиграла войну, а они не знают?
Вечерами папа вырезал силуэты.
Из новогоднего обращения Геббельса к нации 31 декабря 1940 года.
