существо резко вскинуло щупальцу, увенчанную темным длинным шипом. Четкий прицеленный удар был направлен в лицо женщины, и в следующую секунду она с беззвучным криком схватилась за правый глаз, проткнутый шипом. Катерине повезло – она почти сразу потеряла сознание от болевого шока, не успев ни осознать собственный страх, ни провести последние минуты жизни ослепленной, пытающейся вдохнуть, но вбирающей в напряженно раздувающиеся легкие только зеленую воду равнодушного океана.
На веранде ресторана, который Лариса и Настя выбрали для ужина, было многолюдно. Праздные туристы излучали счастье дозволенной лени. На женщинах яркие легкие шелка и бусы из ракушек. Растрепанные соленым ветром кудри. У мужчин докрасна сгоревшие носы и разноцветные попугаи на гавайских рубахах. Все пьют коктейли из огромных запотевших бокалов, смеются, оживленно болтают и верят в то, что это хрупкое состояние всерастворяющей легкости теперь с ними навсегда.
– Мне здесь не нравится. – Настенька поежилась так, словно к ее коже не прилипал влажным одеялом раскаленный воздух.
– Тебе нигде не нравится, – терпеливо вздохнула Лариса. – В Париже тебя пугали толпы. Бангкок был для тебя слишком вонючим и шумным. Ты везде найдешь к чему придраться.
– Здесь мне не нравится по-другому. Здесь пахнет смертью. Очень много смерти. Слишком. – Настя смотрела не на сестру, а на океан, на стертую вечерней темнотой линию горизонта и мигающие огоньки рыбацких лодок.
– Смерти везде много, – вздохнула Лариса, которая за годы существования с сестрой приучила себя не раздражаться на нее даже в такие моменты, когда та пыталась украсть кусочек законной беззаботной радости. – Это нормально. Одни люди рождаются, а другие – умирают.
– Здесь умирают не от старости, – упрямо бубнила Настенька. – К старости душа устает и улетает легко. Здесь молодые умирают. Их души сопротивляются, не хотят верить. И остаются привязанными к этой земле. Здесь всё кишмя кишит такими душами. Недобрыми, неупокоенными.
Лариса привычно сканировала окружающих мужчин взглядом опытной куртизанки. Вон тот седой господин с волнами аккуратно уложенных волос, в дорогом льняном пиджаке и с золотым «ролексом» на загорелом запястье – очевидный жиголо. Профессионал – по его маслянистому присахаренному взгляду понятно, что занимается он этим не от нужды, а из-за искренней любви к искусству. Перехватив ее взгляд, он еле заметно отсалютовал бокалом, но не сделал попытки к сближению – тоже наметанным взглядом сразу приметил «коллегу».
А вот тот упитанный немец в смешных круглых очках, прячущий сгоревшие плечи под выцветшей байкерской футболкой, – женат. Ищущий приключений взгляд, внимание приковано к попам молодых девиц, обтянутых яркими шортами, подвижным и упругим. Он ищет готовность пойти на любой зов и радостно отозваться на любое приветствие, а сам оставил в гостиничном номере уставшую
