заметил отец. – Пора трогаться. Теперь мы направимся домой.
– А когда мы достигнем благословенных берегов Италии, что мы скажем Теобальдо? – спросил дядя Массео, называя по имени того человека, который когда-то был другом и советником семейства Поло, а сейчас был известен всему христианскому миру как Папа Григорий Десятый.
– Неизвестно, жив ли он, – ответил отец Марко. – Нас так долго не было дома.
– Но если он еще жив? – настаивал Массео.
– В таком случае мы расскажем ему все, что мы узнали про монголов, про их обычаи и воинскую мощь. Как он много лет назад и предписал нам своим эдиктом. Но что касается болезни… говорить о ней больше нечего. Все кончено.
Массео вздохнул, однако в его вздохе не было облегчения. Марко буквально прочитал слова, скрытые за сердитым взглядом дяди: «Не одна только чума повинна в гибели всех тех, кого мы потеряли».
Никколо повторил еще раз, более твердо, словно его слова могли повлиять на действительность:
– Все кончено.
Марко посмотрел на двух братьев, на отца и дядю, озаренных отблесками угасающего пламени. Нет, на самом деле ничего не кончено и не кончится до тех пор, пока они будут живы.
Он перевел взгляд себе под ноги. Хотя изображение на песке было затоптано, оно по-прежнему отчетливо стояло у него перед глазами. Он украл карту, нарисованную на куске коры. Нарисованную кровью. С изображениями храмов и шпилей, спрятанных в джунглях.
В которых не было никого, кроме мертвых.
Земля была усеяна трупами птиц, которые упали на каменные плиты, словно сраженные в полете. Смерть не пощадила никого. Ни мужчин, ни женщин, ни детей. Ни волов, ни диких зверей. Даже здоровенные змеи безжизненно свисали с ветвей.
Единственными живыми обитателями мертвого города были муравьи всех размеров и цветов. Они полчищами копошились на распростертых на камнях трупах, медленно пожирая мертвых.
Но Марко ошибся: кое-что еще ждало захода солнца.
Марко поспешно прогнал воспоминания.
Узнав о находке сына, Никколо Поло сжег карту и развеял ее пепел над морем. Он сделал это еще до того, как на галерах появился первый больной.
– Забудем все это, – предупредил Никколо своих людей. – Нас это не касается. Пусть все случившееся поглотит история.
Марко был полон решимости сдержать свое слово, свою клятву. Об этом он не обмолвится ни словом. И все же Марко прикоснулся к уцелевшему на песке символу. Он правдиво описал столько всего… имеет ли он право уничтожать подобные знания?
«Если бы был какой-либо другой способ сохранить это…»
Словно прочтя мысли племянника, дядя Массео высказал вслух опасения, мучившие всех троих:
– А если этот ужас воскреснет снова, Никколо, и когда-нибудь доберется до наших стран?
– Тогда это будет означать
