этот момент я задумался о природе обоих случаев, едва не позволивших твари добраться до меня. Не оказывает ли она воздействие на меня, вынуждая к непроизвольным, ошибочным движениям, ставящим меня под угрозу? Мысль эта захватила меня, и я стал следить за каждым своим движением. И тут, распрямив усталую ногу, я коснулся одной из плошек с водой. Некоторое количество ее пролилось, однако благодаря своей наблюдательности я сумел исправить положение и вовремя вернуть кувшинчик на место. Тем не менее, в этот самый миг наполовину материализовавшаяся огромная черная рука ударила из теней едва ли мне не в лицо – так близко от меня она оказалась, – но и в третий раз была отброшена назад некой колоссальной, всевластной силой. И все же помимо растерянности и испуга, в который на миг повергло меня это нападение, я ощутил недолгое прикосновение духовной дурноты, как если от меня была отъята доля тонкой и прекрасной внутренней благодати. Такое можно ощутить только при излишнем приближении к чему-то нечеловеческому. Странным образом это чувство было гораздо более ужасным, чем любая физическая боль, которую можно вытерпеть. Осознав по этому признаку степень и близость опасности, я на долгое время погрузился в уныние, вызванное жестоким и тупым воздействием этой Силы на мой дух. Не могу выразить эту мысль иными словами.
Я вновь опустился на колени в середине Пентаклей, едва ли не с большим страхом приглядываясь к себе самому, чем к чудовищу. Мне стало понятно, что если я не сумею охранить себя от внезапно охватившего меня нового порыва, то самым непосредственным образом поспособствую своей погибели. Понимаете ли вы, насколько ужасным было мое положение?
Остаток ночи я провел в пелене болезненного испуга и в таком напряжении, что не мог сделать ни одного движения. Мною владел всепоглощающий страх, постоянно напоминавший о том, что любое мое действие может оказаться внушенным влиянием, под которым, как мне было известно, я находился. А снаружи барьера все кружила призрачная длань, снова и снова пытавшаяся схватить меня. Дважды принималась она за трупик кота, и во второй раз хрустела костями несчастного животного весьма долго. И все это время жуткий ветер дул на меня из левого угла комнаты, из-за кровати.
Наконец с первым светом зари, неестественный ветер разом стих; исчезла неведомо куда и рука. Медленно вползал на небо восход, и наконец серый утренний свет заполнил собой всю комнату, сделав бледное сияние Электрического Пентакля еще более неземным. Тем не менее, я решился выйти из-за барьеров только после окончательного наступления дня, ибо не мог поручиться за то, что внезапное прекращение ветра не было уловкой, предпринятой, чтобы выманить меня из ограды Пентаклей.
Только при ярком свете я в последний раз огляделся и бросился к двери. Нервными и неловкими движениями отпер замок, поспешно запер его и направился в собственную спальню, где бросился на постель и попытался привести в порядок нервы. Тут появился Питер, принесший кофе; выпив его, я сказал, что намереваюсь уснуть, так как
