Знаешь хоть, что тебе клеят?
– Догадываюсь, – сказал он сквозь зубы.
– Может, и не догадываешься. Мистицизм и чуждые идеи в искусстве книжной графики, это само собой. А еще и растление наших славных деток, причем не только идеологическое… Связался, мол, с пацанами из ребячьего клуба, ошивается там каждый день, а зачем? Добро бы деньги получал, как педагог-руководитель, а то ведь… С чего бы это?
– Пугаешь, что ли? – Тоненько, на грани ультразвука, зазвенело в ушах – признак близкой ярости, когда уже не думаешь о самосохранении.
Но Артур проговорил примирительно:
– Не пугаю. Я-то вполне понимаю тебя… Но и ты пойми: нам очень нужны умные люди. Знающие… А устанешь или надоест – иди с миром. Насильно не держим.
Они сидели в комнате Валентина. В клетке чирикал бестолковый, не разговаривающий, но любимый попугай Прошка.
«А ведь он не выживет без меня, подохнет», – подумал Валентин. Однако уже без унылости и бессилия. С пружинной скученностью в душе. Он ясно посмотрел в покрасневшие, кроличьи какие-то глаза Косикова… Нет, к самому Артуру он ничего не имел. Делает свою работу человек, что с него возьмешь… Но какая равнодушная к чужим судьбам сила стояла за Артуром Львовичем Косиковым, несостоявшимся архитектором, шурупчиком всемогущего Ведомства! Сила, которая почему-то считала себя вправе походя ломать жизнь любого человека, в том числе и его, Валентина Волынова. Отрывать его от тех, кого он любит. Губить его дело, растаптывать душу и самолюбие…
Кидаться под чугунный каток, чтобы он раздавил тебя, даже не заметив? Оторвал бы от ребят, от Альки, Бориски, Сережки, Галки, от восьмилетнего «репейного» барабанщика Антошки Лапина, которого все вместе укрывали и защищали от пьяницы отчима? От славных бесенят Светки и Юрика Петушковых – любимцев «Репейника»? От той незамутненной жизни, которую он наконец-то нашел в конце третьего десятка жизни?
Валентин сказал с усмешкой готового к решению человека:
– Сейчас ты разумно аргументируешь. А зачем же вчера-то этот спектакль устроили? С вызовом, с мобилизацией…
Артур Львович Косиков ухмыльнулся с неосторожной ноткой самодовольства:
– Методика. В соответствии с рассчитанным индексом вербуемости. Для начала-то всегда нужна затравка…
– Значит, затравка… Индекс… – без выражения сказал Валентин.
– Ага… Ну так что, а? Заметано?.. Данилыч, правда, говорил, что я зря спешу. Мол, тебе надо не меньше трех дней, чтобы согласиться… А по-моему, он это зря. А?
– Зря, – кивнул Валентин. – А ля гер ком а ля гер…
– Что?
– Я сказал: на войне как на войне.
– А! – по-своему понял Артур. – Ну, я говорил, что все будет о’кей. Что ты свой человек…
3
Итак, они сидели друг против друга – Валентин на кровати, Абов на откидушке.
– К вам-то, я полагаю, это не относится. Фактор страха, – повторил Абов. Кажется, без всякого
