Из последних сил он потянулся к далекой звездочке. Она стала ближе или это ему только кажется?
– Ну, еще, еще, сильнее, – откуда-то сзади начал подстегивать его мох. – Давай, тянись. Ну! Ну же!
Звездочка стала ярче, к ней добавилась еще одна, еще. Замерцали сполохи… Нет, сил не хватало, и Ирил начал медленно падать обратно, в спасительную темноту.
– А… э-эх, ты, – разочарованно протянул сбоку голос моха.
Не получилось. Совершенно обессиленный Ланья блаженно вытянулся на… полу, короче. Еще не хватало сейчас начать разбираться как тут что называется.
– Да уж, ты безнадежен, – прокомментировал мох. – Сиди теперь, жди.
– За-ткнись! – На этот всплеск ушли последние силы, и Ланья почти отключился.
– Не могу, – жизнерадостно чирикнул голос. – Ты без меня заснешь – и всё.
Вот это было верно. Только проснувшаяся почти звериная ненависть к мешающему спать моху поддерживала Ирила хоть в каком-то подобии сознания. А тому хоть бы что.
– О, гляди, тебя понесли куда-то.
И правда, звездочка сместилась вправо. Вернулась. Влево. Вернулась.
– А мне интересно вдруг стало, – почти пропел рядом мох. – Куда это тебя потащили и чего делать будут? Я, пожалуй, посижу тут, с тобой. А то вдруг ты без меня того…
Если бы у Ирила оставались силы, он бы застонал, а так…
– Ваше Магичество, – Степашка просунул голову в приоткрытую дверь кабинета Сибейры. – Можно?
Щуплый белесый Степашка с честными, вечно удивленными глазами особыми магическими талантами не обладал. Так, на троечку. Но дон Антонио держал его вовсе не за это. У парня был уникальный талант влезать без мыла в любую задницу и договариваться с кем угодно о чем угодно, включая вечно недовольных мастеров-оружейников из числа глеммов. Один раз он совершенно бесплатно выцыганил комплект боевой одежды у самого Утабая, признанного мэтра-оружейника всего Пестика и по совместительству редкостной сволочи. Злые языки поговаривали, что Степашка банально махнулся с Утабаем на что-то, но Сибейра точно знал, что это не так. И всё было бы ничего, но, будучи абсолютно компанейским парнем, Степашка совершенно не желал признавать никакой воинской дисциплины. А в свое время силком назначенный на должность Торквемада, наоборот, эту самую дисциплину с некоторых пор возлюбил безмерно. Но поскольку все свои многочисленные таланты в области разгильдяйства Степашка активно применял направо и налево, невзирая на чины, то и к самому Сибейре он вламывался точно так же, как к любому другому магу Директории. То есть как к себе домой. Раздражало это весьма, но дон Антонио, памятуя о многочисленных заслугах молодого нахала, терпел. До поры.
– Можно козу на плацу, – с удовольствием ввернул Сибейра фразу, подхваченную у Мастера Ацекато, то бишь Семена Алексеевича Точилинова, в прошлом (уже далеком) полковника российской армии. – Ты ж, балбес, почти военный человек: – «разрешите».
– Разрешите? – Степашка, ничуть не смутившись, втек в кабинет вслед за головой. –
