открытым. Не мог же Арам Саркисович бегать во время спектакля и все время открывать и закрывать шкаф. Наверное, рапиры упали, а потом Хасай собрал и отдал их Озрику.
– Следователю вы тоже так сказали?
– Он свой следственный эксперимент провел – и сам во всем убедился.
– Но Морозов ведь знал, что у него заточенная рапира. Почему же тогда он ударил с такой силой?
– Он думал, что ничего плохого не произойдет, – пояснил Крушанов, – но кончик рапиры попал в сердце Натана Леонидовича. Кто мог подумать, что такое случится! Это просто трагическая случайность. Так следователь и написал.
– Аствацатуров сказал нам, что обычно вы дежурите у выхода в коридор, ведущий в комнату, где стоял шкаф. Оттуда можно пройти на сцену?
– Можно. Но там у нас всегда сидит дежурный. А мы с Арамом Саркисовичем с другой стороны коридора стояли. Никто из чужих не проходил, это я вам точно говорю. Только наши актеры, занятые в спектакле. И больше никто.
– Значит, теоретически кто-то из вашей театральной труппы мог проникнуть в комнату, подойти к открытому шкафу и поменять рапиры?
– Мог. Но никто этого не делал. Смерть Зайделя – это трагическая случайность, – повторил слова следователя Крушанов.
– А может, кто-то нарочно подменил рапиру, чтобы Зайделя убили? – спросил Дронго.
– Нет, – сразу ответил Крушанов, – из наших никто не мог такого сделать.
– Почему вы в этом так уверены?
– У нас коммерческий театр. Все заинтересованы в успехе спектакля. Зачем убивать Зайделя, если на него приходит столько зрителей?
– Из желания занять его место. Чувство зависти разрушительно. А ведь кто-то мог ненавидеть Зайделя.
– Если вы про Ольгу Сигизмундовну, то это просто чушь, она очень переживала. Я сам видел, как она переживала.
– Так переживала, что не пришла на похороны отца своего сына?
– Что у них там в молодости было, я не знаю. Только она действительно не пришла. А как она переживала, я сам видел.
– Ее сын бывал в театре?
– Раньше бывал, – нахмурился Крушанов, – но в этом году я его здесь не видел.
– Вы уверены, что никто из чужих не мог оказаться в этом коридоре?
– Сто процентов. С другой стороны – сцена, через нее идти нужно. А с нашей стороны никого из посторонних не появилось. Это точно.
– Вы можете подробно описать последние минуты после окончания спектакля?
– Конечно. Первым понял, что случилось неладное, наш Игнат Сказкин, он же Гораций.
– Горацио, – поправил своего собеседника Дронго.
– Ну да, Горацио. Он сразу хотел помочь Натану Леонидовичу, но было уже поздно. А когда занавес закрылся, мы все подбежали, подняли бедного Натана Леонидовича и вызвали «Скорую помощь». Но было уже слишком поздно.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст
