Когда ярко-серебряное узорчатое блюдо почти полной луны утвердилось на почетном месте в центре ночной скатерти небес, Фэриз дрожал от мучительного озноба, плотно укутанный коврами и обложенный подушками, и молча сносил хлопотливые заботы Гэхира. Его, упрятав в кокон так, что рукой не шевельнуть, поили теплым травяным настоем, не экономя воду. Кормили вкусным размоченным урюком. И воспитывали.
– Ты нас всех погубишь, бестолочь, зачем воду тратишь? Я уже почти мертв! – хрипел маг, пытаясь вывернуться из тисков рвущей жилы боли.
– Вот и молчал бы, как подобает достойному покойнику, – резонно посоветовал наглеющий на глазах раб, ловко вливая больному в рот пару глотков обжигающего отвара.
– Кипятком поишь!
– Для пользы, и не полыхай глазищами. Шесть лет тебя знаю. Без рук волшебничать не умеешь.
– Подлец! – Новая судорога заставила выгнуться дугой.
– Да, я голодный подлец, а ты сытый, но пока не очень здоровый праведник, – сообщил Гэхир, впихивая крупный финик в готовый разразиться новой возмущенной репликой рот. – Нравится мне, оказывается, магу «тыкать», вот смешно! Кто бы сказал дня три назад, я б ему горло вскрыл…
– Ишпепелю!
– Ты сперва прожуй и согрейся сам, – посоветовал воин.
– Она ребенок, а кругом пустыня, как ты можешь спокойно сидеть тут, позор рода воинов! – Еще два глотка кипятка обожгли язык и нёбо. Зато уняли наконец судорогу. – Надо шпашать.
– Спасать, ты имеешь в виду? Это да, – согласился Гэхир, вытирая пот с лица мага. – Пустыню жаль. Но я надеюсь, что за одну ночь от достойной Лэйлы будет не слишком много вреда. Ей даже родной отец опасных сказок не излагал!
– Подслушивал? – прикрыл глаза Фэриз, с наслаждением ощущая, что может расслабиться и ровно дышать.
– Так интересно ведь, – сознался воин. – Я к тому же переживал. Может, ее от тебя надо спасать? Но ты у меня, оказывается, и правда толковый маг, не зря я тобой гордился. Еще финик хочешь? Или сперва теплой водички?
– А урюк есть?
– Идешь на поправку, – обрадовался Гэхир. – Кушай. Лэйла велела кормить, пока не согреешься.
Маг обреченно вздохнул и сдался. Роль гусеницы в коконе ему, если уж честно, все больше нравилась. Постепенно дрожь стала мельче, голова прояснилась, прохладный ночной воздух перестал казаться ледяным и колючим. Он заснул, так и не дождавшись возвращения Лэйли. И спал, не сознавая окружающего, до следующего заката. Обильно потел, и Гэхир заботливо переодевал своего подопечного. Снова поил, укутывал чуть посвободнее и с интересом смотрел, как перерождается кожа мага. Уходит нездоровая желтизна, характерная для всех пьющих чужую молодость. Бледность и сухость ранней старости постепенно заменяются настоящим румянцем, складки на лбу теряют глубину рельефа.
