кольцами. Смотав ее, повесил на плечо, легко поднял Агнесс на руки и понес в замок.
Она удивилась. По его виду ни за что не догадаешься, что в нем столько силы. Но он направился не в ее башню, как она надеялась, а в башню графа.
– Зачем туда? – Агнесс не хотела идти в этот вертеп.
– Я там живу. И графская часть лучше всего сохранилась, переходы там почти чистые. Не забывай, в замке был пожар. Возможно, он разбудил крыс.
Агнесс слабо уточнила, борясь с головокружением:
– Нет. Их разбудила я. Вернее, граф, но с моей помощью.
Она подняла голову, стараясь понять, где они находятся. От усилия у нее потемнело в глазах, и она тут же уронила ее обратно на его плечо, чуть слышно застонав.
Он поспешно попросил:
– Не шевелись пока. Вот придем в мое тайное укрытие, тогда и расскажешь.
Укрытие? Тайное? Он жил здесь в укрытии? Тогда понятно, почему она его не помнит. Вернее, вспомнит, если немного передохнет. Такие глаза не забываются.
Подкинув Агнесс на руках, видимо, определяя ее вес, носильщик недовольно решил:
– Нет, мне тебя туда не затащить, проход для двоих слишком узкий. Если только волочь, но тебе это вряд ли понравится. Ладно, придется устроить тебя в покоях графа. – Почувствовав, как при этих словах напряглось все ее тело, он утешил: – Не бойся, это не надолго. И там никого нет. Все сбежали от крыс. В замке вообще никого нет. Кроме меня.
Агнесс не хотела появляться в ужасающих ее комнатах, но ее никто не спрашивал. Музыкант внес ее в спальню и осторожно уложил на огромную кровать графа.
– Не робей, я быстро. В дымоходе в верхнем колене есть целительная зола, я ее принесу. И не бойся, в замке крыс нет, они все утонули.
Он убежал. Агнесс замерла, боясь дышать. Здесь жил граф, и она не хотела дышать отравленным им воздухом. К тому же ей было страшно. Казалось, что Контрарио здесь, что он смотрит на нее своими страшными глазами. И она снова не может ему противиться.
Крысиные укусы воспалились. От жара, кипевшего внутри, все плыло перед глазами, и она каждую минуту боялась умереть. Кожа болела нестерпимо, будто ее заживо сжигали на костре. Она нащупала кинжал. Ухватившись за рукоятку, наполовину вытащила его из ножен. Такая боль была ей не по силам, уж лучше умереть. Если музыкант не сможет ей помочь, она сумеет воткнуть лезвие в себя. Это проще, чем страдать от неимоверной муки.
Он вернулся на удивление быстро с небольшой глиняной плошкой, доверху полной неприятно пахнувшей вязкой жидкостью.
– Повернись, я смажу твою спину сажей. Вот увидишь, сразу поможет. И давай мне твой кинжал. Он тебе сейчас не нужен.
Он снял ножны с ее пояса и вставил в них лезвие, потом небрежно бросил перевязь на пол рядом с кроватью.
Агнесс было уже все равно. Ядовитые крысиные укусы горели огнем, кровь из них сочилась не переставая, она то теряла сознание, то снова возвращалась в действительность.
Стянув с нее одежду, он перевернул
