Иван Васильевич опасался трезвенников, памятуя изречение древних: непьющий за общим столом – или обманщик, или предатель. Борис же ссылался на плохое действие на него хмельного пития, (если и случилось ему принять чарку, другую, то на следующий день появлялся опухший, угрюмый), и царь махнул на этот его едва ли не единственный недостаток. Может, и лучше, когда среди подгулявших гостей кто-то будет с чистой головой.
Борис Федорович вошел, мягко ступая, и поклонился низко, до самого пола. От дальнего предка своего, мурзы татарского Чета, сохранил он смуглость лица, выдвинутые скулы и зауженные к вискам глаза. Взяв в жены дочь Малюты Скуратова, Марию Григорьевну, сумел избежать сам и родственников уберег в опричные времена от расправы и подозрений в измене. За Малютиной широкой спиной легко было укрыться. Порой Иван Васильевич думал, что, не будь Бориса Годунова, он не знал бы, с кем посоветоваться, кому поручить сложное дело. Вот и сейчас Годунов должен был обсказать ему о своей встрече с лазутчиками, прибывшими из Польши.
– Что болтают про дела польские? – начал Иван Васильевич, не отвечая на приветствие и не предлагая сесть.
– Болтают, что войне быть большой, – со вздохом произнес Борис Федорович, – король их новый, Баторий, обещал Москву взять.
– Ха! Он пусть лучше о своих землях печется. Москву захотел! Это мы еще поглядим…
– Войско набирает. Сейм деньги немалые выделил, – коротко сообщал Годунов, стоя у стола.
– Били мы панов, били, а все им мало. Уж ихнюю панскую спесь нипочем не выбьешь, пока башку с него не сымешь. Сам как думаешь?
– Думаю, не шутит король Баторий. Им без Ливонии никак нельзя. Кинутся отвоевывать.
– Да… – Иван Васильевич поскреб поредевшую за последний год бороду. – Кинутся, говоришь? А мы на что? Надо тоже войско готовить. Где только людей набрать? Казна у нас нынче совсем пустая.
– А почему нам казаков воровских с Дону, с Волги на службу не пригласить? Сила там немалая скопилась, народишко лихой. Крымчакам проходу не дают, ногайцев в узде держат. Глядишь, и панам чубину укоротят.
– Пошли к ним кого-нибудь, – согласился Иван Васильевич, чуть подумав, – отпиши, мол, царь приглашает в поход, и жалование пообещай доброе. Понял? Есть такой человек, кто бы добрался до них без промедления?
– Есть, государь. Князь Федор Барятинский.
– Знаю молодца. Его и пошли.
В это время в светелку, где обычно уединялись царь с Годуновым, пошатываясь, вошел царевич Федор. Глаза его блуждали, и было не понять, видит ли кого перед собой или не различает совсем. Иван Васильевич, не скрывая удивления, повернулся к младшему сыну, спросив тихо:
– Феденька, что с тобой? Не заболел ли?
– Мне хорошо, батюшка, – засмеялся тот, – очень хорошо. Я с матушкой виделся, и она просила передать, что любит тебя, и просила не забывать о ней.
– Да что с ним? – царь вскочил, взял сына за руку.
