сбавляя шага, Блищинский сбоку глянул на земляка:
– Я не о тех. Бери повыше. Тех, кто прошляпила все это…
– Сила! Что сделаешь?
– Сила! А у нас не сила? Вон от Волги до Будапешта дошли. Тут дело не в силе. Просто проспал кто-то. Артиллерии-то мало оказалось. Одна полковая немного сделает. А ведь теперь придется опять отвоевывать. То же самое.
– Да, это так.
– Ну вот. Повторным заходом. Кровь проливать. А кровь-то не казенная.
Чувствуя неоспоримую правоту этих слов, Тимошкин только вздыхал.
– Вот из расчета втроем остались, – сообщил он земляку. – Двое убиты. Остальные ранены.
– Что, прямое попадание?
– Нет. Прямого не было. Так, осколками, – превозмогая боль, говорил Тимошкин.
Блищинский, идя впереди, удивленно оглянулся:
– А пушку что ж – бросили?
– Кукурузой закидали. Взорвать было нечем. Щербак вон в вещмешке клин несет.
Блищинский, не сбавляя шага, огляделся.
– Вот как! Плохо ваше дело.
– А что? – не понял Тимошкин.
– Спрашиваешь! Будто не знаешь! За оставление техники – трибунал!
У Тимошкина что-то словно оборвалось внутри. Он вдруг удивился, как все это не пришло ему в голову раньше, – ведь в самом деле, из-за пушки могут произойти неприятности. Но чтобы как-то скрыть свое замешательство, боец грубовато спросил о другом:
– А ты почему это так… задержался?
– Я? Майора Андреева тащил. Раненого. На руках умер. Вот сумку снял. – Блищинский хлопнул по кожаной сумке, которая на длинном ремешке болталась у колен. – Потому и задержался.
Щербак, безразличный к их разговору, быстро шагал впереди, а у Тимошкина после сказанного Блищинским зашевелилась в душе глухая вражда к писарю. Он сам еще не понимал, почему так, – ведь земляк говорил правду, да и сам Тимошкин хорошо понимал все это. И тем не менее ему стало обидно и горько от этих напоминаний, как он смутно чувствовал, именно потому, что они исходили от Блищинского – его земляка, хорошо знакомого ему человека. Правда, писарь, кажется, был равнодушен к их делам и замолчал, озабоченный собственной бедой. Он шагал широко и торопливо. И Тимошкин стал постепенно отставать, так как ослабел и уже не хотел идти рядом. Боец давно знал, что люди они разные и вряд ли удастся им когда-нибудь сблизиться, как сближаются друзья. Сзади споро топал низенький Здобудька, приклад его винтовки на длинном ремне почти касался земли. Ездовой вскоре нагнал Тимошкина, и они пошли рядом.
Неприятное и противоречивое чувство разбередило и без того растревоженную душу Тимошкина.
К Щербаку и Здобудьке боец уже привык, он видел их возле себя и в плохую и в хорошую минуты и знал, на что каждый из них способен. Блищинский же был человек иной, случайный в такой беде, к нему надо было присмотреться и держать себя настороже. Правда, Тимошкин знал его с
