затравленный зверь. Но покорялся силе, им управляемой, менял ход. Однако, сравнивая дорогу до райцентра с «республиканской», эта были всё же мягче, особенно там, где шуршал под колёсами щебень, гравий.
С перекрёстка Окатова открывались широкая панорама плоскогорья, затем возвышенности, а ещё дальше, горизонт с правой стороны закрывала огромная гора отсева от карьерных разработок. Она белела над округой, как Эльбрус над Кавказом. Но если последний вызывал положительные эмоции, поэтические настроения, то этот белый курган – грусть и недоумение над человеческой беспечностью, варварством. Вырыть из земли столько известнякового камня, и вместо того, чтобы в те же ямы ссыпать эти отходы, насыпали их на поверхность земли, исказив ландшафт и природу. И, похоже, стоять этой «достопримечательности» до скончания земли-матушки. И куда смотрят или смотрели местные власти, допустившие такое архитектурное безобразие?
Нет, как бы Татаркова не называли люди за глаза, сетуя на него или восторгаясь им, но в этом вопросе он все-таки молодец. Рачительный человек, хозяйственный. Свою гору отсева потихоньку спускает в карьер, возвращает земле вычерпанное из неё, хотя бы тот же старый отсев.
Лениво обежав взглядом проплывающую за окном панораму, Крючков начал подрёмывать, но вспомнив о генеральном директоре, он вдруг вскинулся. Показалось, что кто-то хихикнул ему на ухо – хи-хи! И как будто бы голос знакомый. Гена открыл глаза, повернул голову на бок. Рядом сидела какая-то женщина и клевала носом.
Гена повернулся к окну, и начал снова забываться. Однако проснулась память и, как ночная лампочка, осветила картину его беседы со старухой. Её униженная, заискивающая манера поведения. Этот мелкий угоднический хохоток, – а взбодрил его именно он, а не ухабы на дороге: хи-хи… – и дрёма прошла. Если вечером вначале их беседы баба Варя вызывала жалость, сочувствие, то сейчас – это была ведьма, и он от неё отмахивался. Чур-чур, изыди нечистая!..
– Директор, Родион Саныч, благодетель наш велел. Он мне ваш адресочек и подсказал… – не унималась старуха.
Вот заноза! Директор велел, директор велел… Обнаглел, вот и велел. Выкидывают фортели, издеваются над людьми.
Гена уставился в ветровое стекло водителя, которое располагалось перед ним за три ряда сидений. После дождя дорога извивалась тёмной лентой перед автобусом. Некоторые лужи водитель объезжал, некоторые с шумом проплывали под колесами. И вспомнились опять грязные дороги в Татарково.
Татарково, Татарков…
И он опять едва не подскочил на сидении и не вскрикнул, – так ужалила его неожиданная догадка – он понял, с какой целью директор заставлял бабку писать жалобу в отраслевой профсоюз.
«Да что это я!.. Ммм… – и прикрыл ладонью рот. – Я ж не хрена не понял его заморочку! Ну, ничегошеньки! Вот осёл! Вот дубина!.. Татаркову, действительно, нужна была жалоба! Там ведь тоже полно бюрократов. Они ж потом ни ему, ни старикам житья не дадут, если
