и полемизировали, искали новые пути, идеи.
Виктор полностью отрицал свою принадлежность к какой-то конкретной национальности, религии, философии, считая наличие таковой признаком обусловленности и атавизмом прошлого. Именно их он считал причинами раздоров и войн, происходящих в мире.
Виктор думал, о том, почему все они, эти окружающие люди так жалки и ограничены. Почему они ограничены? -думал он. Что даёт им то спокойствие и непогрешимость в своём выборе пути жизни? Они страдают, борются, но всё неминуемо ведёт в никуда. Они думают, что живут, испытывая тот контраст противоречивых чувств и желаний, но в действительности они просто пребывают во сне своих чувств и так и не познают жизни. Они мертвы… И эти мертвецы делают таковыми всех в своём окружении. Человек только начинает жить, но его уже похоронили под пеплом того, что называют знание. Пусть эти мертвецы и дальше хоронят своих мертвецов, -думал Виктор.
Виктор искренне считал, что удивление и сомнение есть то, что приведёт человека к полноте своего бытия. Он не верил в концепцию счастья. Он понимал, что все эти погони за стимулами лишь кратковременны и обманчивы и в конце жизни так или иначе ведут к разочарованию.
Виктор думал над поведением людей с их бесконечными теориями, традициями, обусловленностью. Он никак не мог взять в толк, как могла стать общепринятой священной традицией двухтысячелетняя пропаганда теорий, возведённых в ранг религии. Путём долгих размышлений Виктор пришёл к заключению, что само безоговорочное приятие какого-либо авторитета было самым непосредственным опровержением истины. Он полностью отрицал в деле поиска истины всякий груз прошлого с его теориями и мёртвым опытом. Опыт должен быть индивидуальный и непосредственный, ничем не заданный, -думал он. Виктор полагал, что все те теории программируют сознание человека и именно они являются причиной страданий. Он множество раз повторял, что «истина не может быть найдена в огромном слое пепла прошлого. Он считал, что в отмершем ворохе вчерашнего дня, истины бытия никогда не найти. Ведь истина есть что-то непосредственное, находящееся за рамками обусловленности и предопределённости. Она вне времени».
Внутреннее смятение охватывало Виктора и повергало его в чувство ужаса и одиночества. Всепоглощающее ощущение глобального обмана не покидало Виктора. Одиночество и неспособность понять непонимаемое всё дальше отводили его в сторону от искомого. Виктор не мог больше видеть смысла в этом блёклом свете призрачного чувственного материального счастья, которое оцепляет, сковывает свободные умы и превращает полноту бытия в нечто сводимое к простому опьянению стимулами погони за мнимым. Взятое во всей своей конретности счастье Виктор отрицал. Но отрицал не с позиции человека не достигшего и озлобленного, но со стороны человека, осмыслившего
