мне в полдень, и после завтрака я отправился пешком. Асфальт был мокрый от дождя этой ночью, и гравий приятно хрустел под ногами. Я много думал о нашей встрече. Как я узнаю её, как мы поведём себя, поцелуемся ли сразу.
Невероятно, но это была она. Я узнал её среди толпы этих снующих встречающих, провожающих и приезжих людей. Она мило улыбалась и смотрела по сторонам. Я узнал её, несмотря на эту новую прическу. Половина прядей была мелирована, другая просто высветлена. Волосы были коротко подстрижены, и только несколько локонов спускались ниже плеч. Она направилась к окну и долго смотрела на взлетную полосу, на солнце, так низко встававшее здесь даже днём в эти весенние дни, на самолёты, поднимающиеся в красивое, голубое и розовое небо. Я подошёл и обнял её сзади. Я просто не знал, что мне делать. Я вдруг почувствовал такую нежность к этому человеку. Обнял и поцеловал её в шею. Она ничего не сказала, только повернулась и поцеловала в ответ. Я уже забыл как это – ощущать её тепло рядом с собой, видеть, что она сдаётся тебе, знать, что она тоже любит, чувствовать, как она дрожит всем телом и прижимается к тебе.
Мы вышли на улицу, и она закурила. Это было неожиданно и странно, даже несколько неприятно. Не понимаю, почему я тогда отреагировал так спокойно. Она предложила сигарету и мне. Я улыбнулся, хотел отказаться, но она сказала, как будто она видела меня насквозь:
– Попробуй, – и посмотрела в ожидании. – Давай, возьми.
И я закурил. Не могу сказать, что я тогда чувствовал, но курить с ней было очень приятно. Я затягивался и старался курить в себя, боясь этих сказок про рак губы. Через час мы были у меня.
Мы много гуляли в эти дни. Я показывал ей Мурманск. Это красивый город, и я очень люблю его. Но иногда я чувствовал какое-то странное ощущение, находясь рядом с Алисой. Я не знал, кто она, и не хотел этого знать, но что-то тревожило меня, и я не совсем понимал, что происходит. А ещё я курил.
Отпуск закончился, я снова ходил на работу, а она прибиралась дома, ждала меня, мы смотрели кино и ложились в кровать. Из всей этой череды бурных, неясных и наполненных каким-то осадком дней, я особенно ясно помню эти ночи. В темное время суток мы никогда не спали, я вообще плохо помню, чтобы сон волновал меня тогда. И всё это было похоже на один большой сон, возможно, это и был сон, и каждую ночь я был счастлив. Я прикасался губами к её коже, и это было восхитительно. Я целовал в шею, потом спускался ниже и ниже. У неё была прекрасная фигура, я до сих пор считаю, что она была идеальна. Потом я входил в неё. Когда мы прерывались ненадолго чтобы отдохнуть, или сказать что-то, или просто потому, что мы были счастливы, в эти минуты мне казалось, что я вижу её сейчас. Настоящую, живую. Блеск в её глазах, эти стоны и улыбки – всё это я записывал себе на счёт, всё это тешило моё самолюбие. Она была прекрасна.
Солнце там никогда не заходит за горизонт в мае. Было ещё холодно, но природа уже ожила. Вся наша комната была в чудесном свете, и мы всегда хорошо видели друг друга.
Иногда после работы она встречала меня в парке. Или на остановке троллейбуса, или на площади Пяти углов. Мы гуляли допоздна, и всегда было светло, но Алиса как-то пожаловалась, что хотела бы увидеть Северное сияние. Я улыбнулся. Я сам уже несколько лет не видел его тут. Мы шли по бульвару, и она курила, но от неё никогда не пахло сигаретами. И я тоже курил, и мне нравилось то, что мы делали.
А через месяц она уехала. Я провожал её и знал, что буду скучать. Она ехала домой, так было надо, но я знал, что мог бы оставить её здесь. Я ясно видел – она едет, но хочет остаться. Почему тогда я не остановил её?
На обратном пути я снова достал сигарету. Закурил, и сразу же вспомнил, что я думаю об этом. Как будто завеса упала с моих глаз. Я хотел выбросить пачку с 5 сигаретами, но потом остановился. В несколько затягов, которые были последними в моей жизни, я собирался выкурить эту последнюю, будто бы поставить точку. Однако выбросил её на половине. Я поднимался на сопку, было полшестого утра, и я никого не встретил по дороге. Но вот автобус высадил двух или трёх людей на остановке. Среди них была пожилая женщина. Она достала и закурила сигарету.
– Вы курите? – спросил я, подходя к ней.
– Нет, – ответила она, насторожено подняла глаза.
– Вы меня не поняли. Держите, – и протянул ей пачку. – Я бросил.
Она не хотела брать. Улыбнулась, сказала, что я ещё буду курить. Я спросил, что она курит. Она назвала несколько марок, и мои лёгкие сигареты в том числе.
– Берите, – повторил я. – Я бросил. Мне что, выкидывать их теперь?
Женщина растерявшись, согласилась. Я пошёл домой.
Домой
Комната больше походила на каземат или тюремную камеру. Грязные зеленые обои, обрезки ковровых покрытий со склада, лампа абажур, два стула и стол. Брошюры на латышском – выборы, путеводители, реклама. Олег невольно подумал, что здесь, должно быть, таможенники проводят допросы. Его виза была просрочена
