в пустыне, чернее путей межпланетной ночи //Нагота, и только, безоблачный облик Движения.
Эрос, вот кто сплетал нам гирлянды из цветов и плодов,
Плавленое злато из жбана цедил в закаты и восходы.
Это он вел нас посреди сладких пейзажей
С низкими ветвями над потоком, ладных взгорий,
Эхо манило нас всё дальше, кукушка сулила
Место, запрятанное в гуще леса, где нет печалей.
Взгляд наш уязвлен и вместо гниения зелень,
Киноварь лилии, синь генцианы горечавки,
Кожистая кора в полумраке, извилистость ласки,
Так, лишь восторг, Эрос. Уверовать в алхимию крови,
Вечные обеты дать миражам, земле детства?
Смириться ли со светилом без цвета и речи,
Никуда не рвущимся, никого не зовущим?»
Спрятал лицо в ладони, а класс за партами смолкнул.
Неведомый, ибо минул век мой и сгинуло поколение.
О своей давешней изворотливости держу речь, когда, предчувствуя многое, пришел к мысли, что собственно не нова, но высоко чтима теми, что серьезнее меня, но не были мне известны:
Сгинуло поколение мое. И города. Народы.
Но об этом чуть позже. А сейчас обряд мгновения
В окне отправляет ласточка. Тот юноша, неужто понял,
Что красота никогда не здесь и всегда лжива?
Глядит на свои палестины. Косят отаву.
Изогнулись дороги, под гору. Рощи. Озера.
Пасмурное небо с единственной ясной прядью.
Повсюду шеренги косарей в домотканых рубахах,
В портах темно-синих, выкрашенных, как велит обычай.
Видит, что вижу и я. Впрочем, был сметливым,
Смотрел так, будто память преображала вещи.
На бричке егозил, чтоб впитать как можно больше.
Откладывал, значит, искомое на черный денек,
Ради сложения из крох идеального мира.
И всё бы ничего, если бы не подводил нас язык, для одного и того же подбирая всё новые имена в чужих временах и землях:
Альпийская падающая звезда, Альпийский метеор
(Додекатеон альпинум)
Встречается в горных лесах на Рог Ривер.
Река эта, в Южном, стало быть, Орегоне,
Раскинула на труднодоступных своих берегах
Рай для охотника и рыболова. Черный медведь и кугуар
Водятся в изобилии на тамошних склонах.
Название идет от розово-лиловых цветков
С обращенным к земле пестиком, вверх лепестками,
Вкупе напоминающих звезду из журнала
Прошлого века, несущую тонкий сноп линий.
Реку же нарекли трапперы-французы,
Когда один из них угодил в засаду индейцев.
С той поры стала для них Ривьерой Плутов,
Беспутной Рекой, отсюда Рог в переводе.
Сидел над ее течением громким и пенистым,
Сжимая камни в ладонях, думал, что имя
Индейское того цветка останется неизвестным,
Как неизвестным останется имя, древнее, их реки.
Каждая вещь должна нести в себе слово.
Но
