ся», – сказал Марк Твен. Но как быть, если правда больше не выглядит таковой? Вымысел сегодня уж точно не так безумен, как наука. Истина обгоняет воображение. Перед вами «научный труд нон-фикшн». Роман, все научные подробности которого публиковали Science или Nature. Беседы с реальными врачами, исследователями, биологами и генетиками приведены в тексте в том виде, как были записаны в 2015–2017 годах. Все упомянутые фамилии, названия предприятий, адреса, открытия, стартапы, машины, препараты и клиники существуют на самом деле. Изменил я только имена близких, чтобы не смущать их.
Я и вообразить не мог, куда меня заведет расследование на тему бессмертия человека, когда начинал работать.
Автор решительно снимает с себя всяческую ответственность за последствия, которые прочтение книги окажет на род человеческий (в целом) и продолжительность жизни читателя (в частности).
Ф. Б.
1. Умереть? Не вариант!
Смерть сама по себе – глупость.
При чистом небе смерть наблюдаешь каждую ночь. Поднимаешь глаза и видишь, как свет погасших звезд струится сквозь галактику. Далекие звезды, исчезнувшие тысячелетия назад, шлют нам привет и напоминание о себе. Случается, я забываюсь, звоню только что упокоившемуся человеку и слышу в автоответчике его живой голос. Возникает парадоксальное чувство. Сколько еще времени излучает свет умершая звезда? Как скоро телефонная компания «сотрет» покойника? Между концом и полным затуханием проходит определенный срок: звезды доказывают, что можно блистать и после смерти. После неизбежно наступает момент, когда погибшее солнце уподобляется гаснущей свече. Свет колеблется, звезда устает, автоответчик умолкает, пламя трепещет. Если вглядеться в смерть повнимательнее, замечаешь, что покинувшие наш небосвод звезды мерцают чуть слабее живых светил. Их ореолы меркнут, переливы бледнеют. Мертвая звезда говорит с нами азбукой Морзе, посылает сигнал бедствия, цепляется за родную галактику.
Мое воскрешение началось в Париже, в опасном квартале, в день наибольшего загрязнения атмосферного воздуха мелкодисперсными частицами. Я повел дочь в необистро[3] с говорящим названием «Юность». Она съела целую тарелку колбас и колбасок bellota[4] (нет, колбаса была не желудевая, все эти вкусности сделали из свинок, кормленных только желудями и травами), а я выпил огуречный джин-тоник Hendrick’s[5]. После изобретения смартфона мы утратили привычку беседовать. Она просматривала сообщения в WhatsApp, я любовался моделями в «Инстаграме». Я спросил, какой «деньрожденный» подарок ей хочется получить больше всего на свете. Она ответила: «Селфи с Робертом Паттинсоном»[6]. Я дико изумился, хотя мое ремесло телеведущего есть не что иное, как бесконечное селфи. Человек, допрашивающий актеров, певцов, спортсменов и политиков на камеру, красуется на экране рядом с куда более интересными персонажами, чем он сам. Между прочим, когда я выхожу на улицу, прохожие просят разрешения сняться со мной, и я охотно соглашаюсь, ведь и сам только что занимался тем же на площадке, в ярком свете «дедолайтов»[7]. Все мы (не)живем одинаково – жаждем блистать отраженным светом. Современный человек – это скопление 75 000 миллиардов клеток, которые пытаются конвертироваться в пиксели.
Селфи, выложенные в соцсетях, стали новой идеологией нашего времени: итальянский поэт Андреа Инглезе называет это «единственной законной страстью, саморекламой в режиме нон-стоп». Существует аристократическая иерархия, которую предписывает селфи. «Сольные» – у памятника или в пейзаже – говорят: «Я был здесь, а ты нет!» Селфи – визуальное жизнеописание, электронная визитная карточка, социальная ступенька. Селфи со знаменитостью наделено глубинным смыслом. Селфист пытается доказать, что встретил кого-то познаменитей, чем его сосед. Никто не набивается на селфи с неизвестным, если тот не карлик, не гидроцефал, не человек-слон или не обгорел до костей. Селфи – признание в любви, но не только. Оно подтверждает идентичность, превращает медиума-транслятора в медиума-послание, в аутентичную единицу информации, предсказывал в 1967 году Маршалл Маклюэн[8]. Правда, «пророк электронной коммуникации» даже представить не мог, что медиумами станут все. Селфи с Марион Котийяр[9] и Амели Нотомб[10] выражают совершенно разные вещи. Селфи позволяет человеку представиться: смотрите, до чего я хорош рядом с этим памятником, с Н. или с К., в этой стране, на этом пляже, а еще и удовольствие получаю – показываю вам язык! Теперь вы знаете меня лучше: я загораю, я касаюсь пальцем антенны на Эйфелевой башне, я не даю упасть Пизанской башне, я путешествую, я смеюсь над собой, я существую, потому что встретил знаменитость. Селфи – попытка присвоить суперизвестность, продырявить аристократический пузырь и протыриться
Необистро впервые появились во Франции как альтернатива сложной традиционной французской кухне. Главная характеристика нового тренда – инновационность, космополитичность, непринужденная атмосфера и приемлемые цены. Необистро – это способ познакомиться с высокой кулинарией и лично с шеф-поваром через специально подготовленное меню. В таких заведениях вы не выбираете, что съесть сегодня, потому что этот выбор уже сделан за вас. Шеф-повар подготовил курс блюд-впечатлений, призванных удивлять посетителя.
