style="font-size:15px;"> – В школе французский язык учите или нет? Парле франсе?
– Нет, английский. Но французскую литературу люблю.
– А что именно вы любите во французской литературе?
Тут образовалась позорная пауза, потому что все имена у меня как-то выпали из головы, кроме Золя, которого я не любила, и Мопассана. И я сказала:
– Мопассана.
– У – у!.. Ну, что же, как мы прекрасно знаем, Мопассан любил красоту и все, что с ней связано!
Наши шикарные подарки также связаны с красотой напрямую. Признавайтесь, Анюта, духи любите?
– Очень.
– Приедете сами выбирать их в магазине или мы вам выберем и пришлем?
«Приедем, приедем!» – зашипела мне мама из кухни и беззвучно захлопала в ладоши.
– Приедем, – повторила я.
– Отлично! Тогда я вас перекидываю на нашего дежурного редактора, он с вами договорится, как мы организуем встречу! А я тем временем начну интервью с директором первого в Москве магазина нассссстоящей французской косметики господином Франсуа Козоном. Здравствуйте, господин Козон!
Мать обожала Москву больше, чем все три чеховские сестры, вместе взятые, и то, что она, ни секунды не задумываясь, сказала, что мы сами приедем за подарком, было лишним тому доказательством. Отец сначала обиделся, что мы решили ехать, не спросив его мнения, но довольно быстро сдался на отчаянные мамины просьбы и дал нам денег на билеты.
После покупки билетов мама впала в состояние эйфории, как, впрочем, и я, до того момента, когда мы, уложив зубные щетки в кармашек нашего единственного черного чемодана, присели на дорожку (грустный пуфик, изодранный кошачьими когтями так, что там и сям видно было его желтое поролоновое нутро, выполз из коридора, а из кухни подскочила табуретка), попрощались с папой и с нашим серым котом по кличке Швондер и отправились в среду на вечернем поезде навстречу своему счастью.
– Вот, – торжествующе сказала мама, дергая столик в жестком плацкартном вагоне, чтобы тот раскрылся, – вы смеялись надо мной, а если бы не я, никакого французского приза не было бы.
И она была права. Мы с отцом дразнили ее за неустанные попытки что-нибудь выиграть и часто не верили в то, что она затевала. Но однажды, позже, когда неожиданное материнство заключило меня в свою солнечную темницу и я, слушая на кухне маленький замызганный приемник, натирала на терке для дочери ее первое в жизни зеленое яблоко, произошел, должно быть, в мозгу моем какой-то эклипс, сработали материнские гены и на меня накатил припадок смешной и безобидной фамильной страсти.
Я прокралась к телефону и долго-долго звонила в радиоредакцию, чтобы ответить на пару идиотских вопросов о жизни Чехова. Какой был приз? Не помню – может быть, сборник его рассказов, или билет на выставку, или театральный билет. В любом случае, приз меня не очень интересовал, я набирала номер по наитию, только потому, что знала ответ и повиновалась могучему голосу крови. В телефоне было хронически занято, и, когда я наконец дозвонилась, натертое
