нормально я помыла!
– Это ты называешь нормально? А ну-ка все переделывай!
Убедившись, что в раковине пусто, Надежда Георгиевна, отстранив Аню, поставила туда всю посуду с сушилки.
– Знаешь, мама, я сделала, как умею. Если тебя не устраивает, мой сама. Кстати, я твой бефстроганов выключила, а то он бы сгорел.
– Я сказала – перемой!
– А я сказала – нет.
Теперь уже Аня ушла, хлопнув дверью. Даже два раза – в кухне и в комнате.
Надежда Георгиевна глубоко вздохнула, чувствуя, что злость начинает отпускать. Дочь провинилась по-настоящему, значит, будет просить прощения. Пока она этого не сделает, никто в семье с ней разговаривать не станет. Шутка ли – нахамила матери, не подчинилась родительскому указанию!
Надежда Георгиевна взялась за посуду в раковине: на самом деле Анька помыла ее вполне удовлетворительно, поэтому она просто споласкивала и ставила обратно на сушилку.
Когда выключила воду, услышала, что дочь завела на своем магнитофоне какую-то отвратительную музыку. Хриплые голоса, непонятно, то ли поют, то ли блюют, примитивный ритм, вместо мелодии черт знает что… Может, из-за этого Аня стала такая черствая и равнодушная? Из-за книг этих низкопробных? Мийка приучил, а родители сидели ушами хлопали. Хотя в Аньке и самой с детства что-то такое было…
Вспомнился давний эпизод. Они вышли на Светлановскую площадь. Ане тогда было лет шесть, одной рукой она крепко держалась за руку матери, а другой прижимала к себе пластмассового кота в сапогах, которого Надежда Георгиевна только что ей купила. От избытка чувств девочка подскакивала на каждом шагу, вертела головой и читала вслух все вывески, в том числе транспаранты, установленные на крышах двух симметричных домов: «Народ и партия едины!» и «Планы партии – планы народа!». Вдруг дочь притихла и задумалась. Надежда Георгиевна не придала этому значения, решив, что Аня общается с котом в сапогах, но минут через десять дочь потянула ее за руку и спросила, является ли народ рабом партии.
Мать остановилась как вкопанная. «Ну если планы партии – планы народа, то он не может ничего сам для себя придумать и должен все делать, что ему говорят?» – сказала Аня задумчиво. Надежда Георгиевна усомнилась, разумно ли было научить своих детей читать в четыре года, и посулила черта людям, которые придумывают столь невнятные лозунги. «Ты же прочитала, что народ и партия едины, – сказала она мягко, – значит, планы народа становятся планами партии». Надежда Георгиевна понадеялась, что разговор окончен, но малышка заявила: «Тогда бы так и написали: планы народа – планы партии! И вообще, тогда зачем разделять, если народ и партия – это одно и то же».
«Господи, шесть лет человеку!» Надежда Георгиевна и сама не знала, радоваться ли, что у нее такая умненькая дочь с критическим складом мышления. Присев перед Аней на корточки и поправив ей бантик, мать сказала, что партия – это лучшая часть народа, самые умные и хорошие люди, поэтому партия является руководящей и направляющей силой советского общества. «Значит, если я
