– великое приобретениедля настоящего века.
С ним вместе мы учились, и жили,
и размышляли.
Если должно похвалиться,
то я составлял с ним чету,
не бесчестную для Эллады.
У нас было все общее,
и одна душа в обоих связывала то,
что разделяли тела.
А что преимущественно нас соединяло,
так это Бог и стремление к совершенству[4].
Как и следовало ожидать, друзья скоро разочаровались в Афинах. Студенты вели здесь праздный и беспорядочный образ жизни, больше посещая зрелища, нежели академию. Среди них было много язычников, и общее увлечение античностью накладывало сугубо языческий отпечаток на дух города и школы. Среди студентов был и Юлиан, которому суждено было вскоре стать императором и который известен в истории неудачной попыткой возродить языческую религию. За год до его воцарения (361) друзья покинули Афины.
Второй их школой явилась пустыня. Среди суровых Понтийских скал, над пропастью, в которую с угрюмым ревом низвергался водопад, приютилась хижина, которую соорудил св. Василий. Св. Григорий вскоре прибыл туда. До конца своих дней он считал это время лучшим в жизни. Много трудностей и непривычных тягот пришлось испытать молодым подвижникам, не приспособленным к подобному образу жизни. Но горячая любовь к Богу и юношеский энтузиазм преодолели все препятствия.
Через два года будущие великие отцы вынуждены были расстаться. Св. Григорий вернулся в свой родной город, где был рукоположен в пресвитера. Свою первую проповедь св. Григорий произнес в самый разгар правления императора Юлиана. Св. Григорий выпустил два памфлета против его пагубной политики. Юлиан запрещал в христианских школах преподавание светских наук. «Тогда отдай алфавит финикийцам, а математику египтянам», – писал св. Григорий. Это было провозглашение единства мировой культуры на христианской основе.
Много трудностей ожидало св. Григория, много заманчивого обещала деятельность на церковном поприще. Св. Василий стал активным борцом в Кесарии и своим примером как бы звал друга идти за собой. Но св. Григорию была неизмеримо ближе тишина гор и безмолвная молитва.
Желал бы я стать или легкокрылым голубем,
или ласточкой,
чтобы бежать от человеческой жизни,
или поселиться в какой-нибудь пустыне,
и жить в одном убежище со зверями,
потому что они вернее людей.
Там желал бы я провести свою
однодневную жизнь
без слез, без страха наказаний, без забот;
иметь одно преимущество перед зверями —
ум, который ведает Божество
и невещественен.[5]
Жизнь начинает рисоваться св. Григорию с ее самых мрачных сторон. Во многих его стихах звучит мелодия, навеянная гераклитовским «все течет».
Какое преимущество между сгнившими?
Тот же прах, те же кости —
и герой Атрид и нищий Ир,
царь Константин и мой служитель,
и кто злострадал и кто благоденствовал,
у
Там же. С. 355.
Там же. С. 77.
