вдруг удивился батя, выглянув в окно. – С утра нажрались, что ли.
Я подскочил к окну и тоже выглянул на улицу. По двору шатающейся походкой хаотично передвигалось человек шесть разной степени одетости. Вон, босая женщина в ночной рубашке. Где-то я её видел. И парня того, босого и в джинсах. Да и те два мужика и две девушки тоже.
– Это же Савельевы с соседней фермы, – наконец, узнал их отец.
И действительно, Савельевы. Просто выпученные пустые глаза, оскаленные окровавленные рты и неровная деревянная походка настолько изменили их облик, что трудно было узнать в них в целом неплохих людей, добропорядочных граждан и таких же ударников крестьянского труда, как и мы.
– Я им задам сейчас! – разозлился отец и направился к двери.
– Батя, стой! – почти инстинктивно остановил я отца.
– Что ещё?
– Тот мужик, ну, который в коровнике лежит, он так же двигался.
– И что?
– Они нападут на тебя.
– С чего бы это? Я Савельевым ничего плохого не делал.
– Ты посмотри на них. Они же все ненормальные! Как и тот мужик.
– Не говори ерунды, – бросил отец и вышел на крыльцо.
Я, на всякий случай, прихватил у печки топор, которым мать щипала лучину для растопки, и вышел вслед за родителем. А эти ненормальные уже радостно спешили навстречу, что-то мыча и вытянув перед собой руки. Я заметил, как напряглась спина отца, как он сделал небольшой шаг назад и нервно сглотнул.
– Эй! – нетвёрдым голосом позвал он. – Миха, ты чего? Что случилось-то?
Миха, опять что-то промычав, уже подошёл практически вплотную и, вцепившись в отворот пиджака отца, потянул его на себя, ощерив редкие зубы. Мой родитель забился в его руках, пытаясь вырваться, прогнувшись в спине, чтобы отклониться от оскаленных зубов. Но хватка у соседа оказалась крепкой. Видя, что сюда уже подтягиваются другие соседи, я подскочил сбоку и зарядил обухом топора Михе по черепушке. Сосед моментально кулем осел у наших ног, а мы заскочили в дом и закрыли за собой двери.
– Что это было? – севшим голосом, заикаясь, спросил отец.
– Не знаю, – ответил я, – но точно ничего хорошего.
Мы стояли в сенях и с тревогой смотрели в маленькое окошко на толпящихся на крыльце бывших соседей. В коровнике опять забилась и замычала корова. Видать, ещё кто-то туда забрался. В доме что-то громыхнуло, и мы, не сговариваясь, повернулись на звук. Опять что-то загремело, потом со звоном покатилось по полу. Мы подались на шум и встали в дверях, как вкопанные. Мама, моя любимая мама, со стеклянными глазами, вытянув руки, деревянным шагом направилась в нашу сторону, по пути сшибая стулья.
– Мам, ты чего? – ещё не веря своим глазам, спросил я.
Отец сообразил быстрее, подскочив к ней, схватив её за руки и пытаясь их выкрутить. Не тут-то было. Сил в, скажем так, изменившейся маме, было столько, что она с лёгкостью вывернула руки из захвата и, уже сама, вцепившись
