это приятно.
И это естественно, Людочка.
Мужчина, повторяю, ещё огурец-огурцом, не смотря на лысину, а девки при виде меня животы втягивают, говорю, контральтом заливаются, и глазками зыркают – смотрит, или нет?
И тут против природы не попрёшь!
Не обманешь!
Я в метро как-то запёрся в трико.
И чё я по метру в трике запёрся тот раз, шут его знает?
Короче говоря, шурую я как-то в метре, и в старом трике.
Все люди, как люди, а я в футболке, тапочках, и триком на коленях растянутым махаю налево, направо.
И тётки на меня вроди сначала даже как-то «фи» на мои трико, а смотрят, мол, а ни чё так мужчина, девочки, смотрите, хотя пошарпанный местами, и давай опять животы втягивают, и контральтом по всему метру только и слышно:
– Ха-ха-ха-хе!, – мол, – Лариса!.. Как вы считаете?..
Да, это приятно.
А было такое, или нет, сами решайте.
Ибо нефиг.
Пошли
«… Кто-то мне ещё обещал рассказ по мотивам психоделических снов…» (из комментариев. Крис, г. Тюмень)
Девушку часто я вижу, и смотрю на неё с удовольствием, стараясь чтобы она не заметила моего внимания.
Интересная девчуля.
Ей скоро тридцать, наверное. Хотя… Смотришь на такую, бывало, глазами раздеваешь, одеваешь… Опять раздеваешь. Более детально…
Внимательно возвращаешься на два хода назад, напялив на неё воздушную кофточку, и опять снимешь более вдумчиво, делая скидку на погоду, с удовольствием отмечая, что и предплечья у девчули тоже очень даже красивые, и мягкие и округлые, и кожа возле ключицы совсем упругая, несмотря на пупырышки (прохладно с утреца-то!).
А девушка действительно интересная. Скулы очерчены приятно, губки небольшие, но яркие от природы и пухлые, как и положено. И причёсочку она уложила в такой милый беспорядок. А лёгкий излишек по линии бёдер весьма пикантно подчёркивает заманчивый интерес как сзади, так и спереди. Вон, какая попка аппетитная… Это даже не попка, простите, а нормальный такой, классный попец, уж поверьте мне, гурману и специалисту!..
И таким вот макаром, совершенно развеселившись и успокоившись, не найдя ни одного более-менее достойного внимания изъяна у барышни, бывало вздрогнешь: «Ты чё пялишься-то на чужих баб, дятел?» И глаза поднимешь, и в лицо посмотришь, а она…
…Нет. Она никогда не смотрит в глаза. Глянет мельком только, и опять в сторону. И огромные глазищи под красивыми бровками грустными смотрят тревожно и устало. И губки, смотрю, она всё время поджимает чего-то. Будто думает всё время о чём-то обидном. Чуть-чуть её пальцем ткни, мол: «Ты чё, Марин?», и она тут же взахлёб разревётся, пуская слюни и голося в голос, слабея на глазах, только и держи, упадёт сейчас на пол, встать не сможет, будет реветь горько и громко, не заботясь, что нос красный и что косметика с носа капает, что
