относился к шмону очень отрицательно и проводил его очень либерально, всё-таки изъял из рундука старшего матроса Чихачёва, лучшего специалиста в команде турбинистов, очень уж откровенную открытку с репродукцией картины Джорджоне «Спящая Венера».
Рассматривая в каюте конфискованную открытку, Барсуков обнаружил на её обратной стороне написанные от руки стишки:
«Девушка обвила тело моряка. Завладела пенисом нежная рука.
Девичья ладошка парню ни к чему. Больше междуножье нравится ему…»
Дальше шли натуралистические подробности и детали. Заканчивалось стихотворение мажорно:
«…И обоим стало сразу хорошо!»
«Так, – подумал Барсуков, – с интеллектом на флоте полный порядок».
Была суббота, а поэтому – и сход личного состава на берег. Увольняемые матросы построились на юте, и старпом давал им последние наставления, больше всего налегая на антиалкогольную тему.
Как уже отмечалось, главное стремление моряка, вырвавшегося на сушу, – заполучить женщину, а если не повезёт, то напиться. Чихачёву не повезло. И потопал он к тетё Капе в «Соки – Воды». Это всем отпускала тётя Капа соки и воды, а морякам ещё и водку из под прилавка, с наценкой, конечно. Чихачёв перебрал, попался на глаза патрулю и оказался в комендатуре.
Комсомольские собрания уже давно превратились в занудную формальность, но это, на котором рассматривался проступок Чихачёва протекало очень активно. И понятно почему. В те времена существовал такой неуставной приём, как лишение увольнения на месяц всего подразделения, член которого попался на распитии спиртного. Вот турбинисты и песочили Чихачёва, но не зато, что напился, а за то, что попался, за то, что пить не умеет. Годок Гатауллин так и сказал: «Не можешь пить водку – пей кефир!»
Годки-то умели пить. Они в увольнении закупали водку, приносили её на корабль и в какой-нибудь шхере в комфортабельных условиях предавались наслаждению.
Чихачёв заверил собрание, что такого с ним больше не повториться. Тем не менее, с подачи бычка, вынесли ему комсомольцы выговор с занесением. Выговор-то ерунда, а вот то, что братцы-турбинисты, оставшись без берега, будут косится на него целый месяц – это очень неприятно.
Барсуков сочувствовал моряку. И специалист отличный, и человек порядочный, и матрос исполнительный. Но вот не повезло. Перебрал. С кем не бвыает? Чтобы подбодрить Чихачёва он вернул ему открытку с Венерой, сказав:
– Я показал открытку замполиту. Он в ней ничего непристойного не нашёл.
– Так я знал, что в ней нет ничего непристойного, поэтому очень удивился, что вы её забрали.
– А стишок-то довольно фривольный, но это не порок. Наши классики и не такое писали.
Страсти улеглись и потекла в БЧ-5 обычная, уставная жизнь с тренировками, занятиями, учениями по борьбе за живучесть,
